Уоллингфорд взял метлу, направился к мастерской, потом замер на месте: Абигайль стояла, одной рукой держась за живот, другой опираясь на рукоятку насоса. Выглядела она ужасно.
Уоллингфорд в мгновение ока оказался рядом с ней и взял ее за плечи.
— Господи! С тобой все в порядке?
— Да, вполне. Я только… — Абигайль выпрямилась и похлопала себя по карманам, словно искала носовой платок.
Собственный платок Уоллингфорда остался в лодочном сарае, поэтому он оторвал полу рубашки и протянул ей.
— Держи.
— Спасибо. — Абигайль смочила ткань и вытерла лицо, не глядя на Уоллингфорда.
— Я возьму, — сказал он, запихивая перепачканную ткань в карман.
— Я наполняла ведра. Очень волновалась… Но сейчас со мной все в порядке. Слава Богу, мы увидели огонь вовремя. Мистеру Берку удалось спасти свою машину? — Ее голос звучал неестественно бесстрастно. Она не сводила взгляда с каменной стены мастерской, избегая смотреть на Уоллингфорда.
В горле у герцога саднило. Неужели он действительно занимался любовью с этой самой женщиной всего час назад? Неужели действительно сжимал в своих объятиях, целовал, забрал ее невинность? Абигайль говорила с ним так, словно он был просто случайным знакомым.
— Да, — ответил Уоллингфорд. — Нам удалось выкатить ее из мастерской.
— Это хорошо. — Абигайль посмотрела на метлу в его руках. — Давай я подмету осколки?
— Я сам. А ты сядь отдохни.
— О, но я…
— Дорогая, ты должна отдохнуть. — Уоллингфорд погладил ее по щеке, но Абигайль тотчас отстранилась.
Чтобы собрать осколки, потребовалось совсем немного времени. Когда Уоллингфорд закончил, Абигайль сидела на перевернутом ведре и смотрела на свои руки.
— Идем, — позвал он. — Я провожу тебя в твою комнату.
Абигайль встала.
— Сначала мы должны попрощаться.
Берк и Александра стояли в темноте мастерской, крепко обнявшись.
— Я сложила ведра, а Уоллингфорд подмел осколки, — сказала Абигайль. — А как дела здесь?
Леди Морли неохотно расцепила объятия.
— Ужасно, но мы справимся. Слава Богу, машина цела.
Берк стоял молча, опустив руки. Шкаф позади него превратился в обгоревшую руину, верстак закончил свое существование, но в остальном мастерская осталась цела.
Уоллингфорд не понимал, что вокруг такое — тени или копоть, но мебель показалась ему нетронутой, а детали и колеса лежали на своих местах.
— Берк, старина, — обратился он к другу. — Все это крайне неприятно. Но ты-то в порядке? Я могу что-нибудь для тебя сделать?
Берк переступил через лужу и протянул руку.
— Ты сделал больше, чем нужно, друг мой. Даже не представляю, как тебя благодарить.
— Ты же знаешь, что благодарить меня вовсе не обязательно.
Они обменялись рукопожатием. Взгляд Берка был ясен, в нем не было никаких признаков шока.
— Я немного здесь приберусь, — сказал он. — А ты ступай в замок и пришли сюда конюхов. Потребуются подводы, чтобы вывезти мусор.
— Сделаю. А леди Морли?
Александра вздернула подбородок и улыбнулась. Только сейчас Уоллингфорд заметил, как идет ей улыбка.
— Я останусь и помогу. Буду очень вам признательна, если вы проводите мою сестру до дома.
Абигайль хмыкнула:
— Мне кажется, я буду в большей безопасности без его помощи.
— О, пожалуйста! — Уоллингфорд крепко взял ее за локоть и повел из мастерской.
— В этом нет необходимости. — Оказавшись снаружи, Абигайль решительно высвободила руку и ускорила шаг.
— Ты не убежишь от меня снова!
Абигайль остановилась и повернулась к герцогу лицом. Они стояли в тени деревьев, скрытые от луны, и Уоллингфорд не мог разглядеть выражения ее лица. Не мог сказать, сердится ли она, устала или печальна. Ему хотелось дотронуться до нее, но было понятно, что Абигайль не желает, чтобы он к ней прикасался.
— Я не убегаю, — произнесла она.
— Убегаешь.
— Просто возвращаюсь в свою комнату, чтобы лечь спать. Уже поздно, день выдался трудный, и я очень хочу оказаться наконец в постели.
— Хорошо. Я тебя провожу. Это моя обязанность и мое право.
При этих словах Абигайль упрямо вздернула подбородок.
— Это не является ни твоим правом, ни твоей обязанностью.
— Не делай вид, будто ничего не произошло, дорогая, — тихо произнес Уоллингфорд.
— Не делай вид, дорогой, будто то, что между нами произошло, дает тебе право распоряжаться мной и решать что-то за меня.
— Господи, да ведь так и есть!
— Это было короткое и не очень приятное происшествие, о котором я вообще предпочла бы забыть.
В ушах у Уоллингфорда зазвенело, и он сжал кулаки, чтобы не схватить ее за плечи.
— И все же это произошло, Абигайль. Мы были вместе, и это что-то значит. Не просто что-то, а очень много. Это, как ты говоришь «происшествие», связало тебя со мной.
Абигайль сложила руки на груди.
— В самом деле? Большую коллекцию любовниц ты, должно быть, собрал к сегодняшнему дню. Мог бы устроить из них собственный гарем, как это делают в Персии.
— Не делай вид, будто не понимаешь, о чем я. Джентльмен не может лишить леди невинности, не поступив при этом…
Абигайль повернулась к нему спиной и зашагала по тропинке прочь.
— Не желаю слушать эту чушь! Ты знаешь, что мне нужен был любовник, а не муж. Я с самого начала довольно ясно выразила свои желания. Поэтому у тебя нет никаких обязательств по отношению ко мне.
— А что, если мы зачали ребенка? Ты не думала об этом?
— Где-то наверняка бегает дюжина твоих незаконнорожденных детей. Так какая разница — одним больше, одним меньше?
— Раз уж на то пошло, у меня нет детей.
Абигайль поспешно шагала между деревьями.
— Чушь! Я знаю, о чем говорю, Уоллингфорд. Ты не можешь разбрасывать свое семя, не посеяв при этом хоть какой-то урожай. Разве только ты бесплоден.
Уоллингфорд глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. В воздухе пахло дымом. Дымом пропахло все: его одежда, кожа, волосы. Как ужасно он, должно быть, выглядит. Неудивительно, что Абигайль отказывается на него смотреть.
— Бесплоден я или нет, станет рано или поздно понятно, — сказал он. — Но я не разбрасывал свое семя, как ты изволила выразиться. До сегодняшней ночи я предпринимал все возможные меры предосторожности, чтобы не пожинать потом плодов.
Абигайль не остановилась.