– Я разговаривал сегодня с Андреем. Он очень близок к окончанию расследования. Предлагаю за это выпить.
Я не стала возражать, хотя пить за успех на середине пути к нему как-то нехорошо, можно сглазить.
Я сделала несколько глотков вина, затем стала накладывать в тарелку разные вкусности.
Ужин был прекрасный, но чего-то не хватало. Нет, не свечей и не приятной музыки, а элементарного общения. Молчание уже превратилось в нашу добрую привычку. Наверное, Сергей был неразговорчив по натуре, а мне не хотелось вновь пережевывать бессмысленную жвачку, говоря о том, как много я умею и могу. Однако после бутылки «Муската» Сергей разговорился.
– Таня, я все хочу тебя спросить, почему ты выбрала себе такую нелегкую профессию? – спросил он.
– Закончила Академию права, потом работала в прокуратуре. Затем решила заняться собственным бизнесом, – коротко ответила я.
– Не жалеешь? Не утомляет прилив адреналина?
– Нисколько. А у меня к тебе встречный вопрос – как становятся банкирами? – спросила я для поддержания светской беседы.
– По-разному. Я, например, закончил социально-экономический университет и устроился на работу в банк «Поволжье» рядовым клерком. За два года сильно продвинулся по служебной лестнице и понял, что это мой предел. Я видел много недостатков, но влиять на экономическую политику не мог, потому что у меня не было необходимого пакета акций. Пришлось уйти. Устроился в одну лизинговую компанию, но это оказалось не мое. Тем не менее я проработал там несколько лет, а потом Аркашка приехал со стажировки в Германии, одержимый идеей открыть собственный банк. Он заразил этим и меня. Надо сказать, у него сразу имелись для этого финансовые возможности, а у меня – нет.
– А откуда у Терешко первоначальный капитал?
– Его отец был некогда партийным боссом, затем стал удачливым бизнесменом, поэтому легко смог отстегнуть Аркаше круглую сумму.
– Но ваш отец, кажется, тоже был не бедным? Вы говорили, что он был антикваром.
– Да, но, Танечка, в то время я даже не догадывался об этом. В советские годы отношение к антиквариату было неоднозначное. Немногие знали истинную ценность раритетных предметов. Надо сказать, что мой отец сам был «раритетом», потому что ухитрился сохранить такие мировоззрения, которые повсеместно устарели за целый век до этого. Я же считал его Плюшкиным, который собирает разную рухлядь, и стеснялся его. Вся эта мебель стояла в комнате родителей, правда, ей требовалась реставрация. А вот в этот сундук, – Сергей махнул рукой в сторону дубового ящика, – он, по моим тогдашним понятиям, складывал совершенно немыслимый хлам, закрывая его на амбарный замок, а ключ прятал.
– Как интересно! Что было потом?
– Потом внезапно от рака умерла мать, и отец тоже слег. Он очень ее любил и пережил маму только на три месяца. После смерти отца я решил избавиться от всего этого старья, но нашел в сундуке своеобразное завещание. Папа написал для меня истинную цену всего антиквариата, а также дал указания насчет того, как мне им распорядиться. Отец разрешил все продать, кроме мебели, стоимость которой еще не достигла своего потолка. Я обзвонил всех коллекционеров, антикваров и просто любителей старинных вещей, телефоны которых указал отец, и распродал почти все. Потом отреставрировал мебель.
– Значит, вырученные деньги ты вложил в акции «Пяти корон»? – подвела я итог.
– Да, так и сделал. Так что мы с Аркадием оба получили первоначальный капитал от своих родителей. А вот Ярцин заработал деньги своим собственным трудом. Надо сказать, что Василий по образованию агроном, но в какой-то период жизни остался без работы. Где он только себя не пробовал – на базаре семенами торговал, дачи охранял, какие-то водоочистители в качестве дистрибьютора распространял, а потом кто-то посоветовал ему пойти учиться на трейдера. Таня, ты знаешь, кто такой трейдер?
– Более или менее.
– В общем, Ярцин взял у кого-то денег в долг и стал через Интернет покупать и продавать акции ведущих мировых предприятий. Как ни странно, но Василий Михайлович именно в этом нашел себя. За год он сколотил вполне приличное состояние, вот тогда-то Терешко где-то пересекся с ним и предложил стать нашим соучредителем. Ярцин согласился.
– Ясно. Осталось выяснить насчет Семенова. Где вы его нашли?
– Он сам нас нашел. До этого Алексей Алексеевич работал в Промстройбанке. Откуда у него взялась нужная сумма, не знаю. Может, всю жизнь приворовывал... Впрочем, это меня не касается. Есть еще несколько мелких акционеров, но о них и говорить-то не стоит.
– То есть семь лет вы успешно сотрудничали, и вдруг возникли какие-то разногласия? – спросила я и замерла, боясь, что Сысоеву не понравится моя чрезмерная любознательность.
– Разногласия возникли не вдруг. Уже год я пытаюсь внушить этой троице, что нам надо войти в состав «Южной банковской группы», но они меня не понимают. Сейчас время такое, все объединяются. Еще год, максимум – два, и «Пять корон» опустится на самую последнюю ступень в реестре тарасовских банков.
– Почему?
– Таня, мне будет очень сложно объяснить тебе это, поверь на слово.
– Я согласна – мне твое мнение понять и оценить сложно, но твои соучредители не новички в банковском деле. Разве что Ярцин...
– Вот он как раз был готов поддержать меня, но колебался, а теперь, наверное, окончательно встал на сторону моих идейных противников. Терешко однозначно не хочет расставаться со своим детищем. В нем говорит чистейшее упрямство и честолюбие. А Семенов... что на уме у него – трудно понять, но он тоже категорически против вхождения в состав «Южной банковской группы», хотя от этого в финансовом плане все только выиграют.
Услышав подробности дела, я утвердилась во мнении, что у акционеров мотив для убийства все-таки есть. Был самостоятельный банк, были директора, и вдруг Сысоев предложил им войти в состав какого-то другого финансового учреждения. Это не всякому понравится. Не каждый согласится потерять власть...
– Таня, а расскажи мне о каком-нибудь своем расследовании, – попросил Сергей.
О каком же деле рассказать ему? Их ведь было так много! Может, о том, с пятью трупами и морем крови? Нет, это слишком жестоко. Сергей ждал, и я, не без гордости, стала вещать о последнем «бескровном» расследовании, правда, изменила время и место действия, а также имена действующих лиц. Банкир слушал меня с нескрываемым интересом, даже иногда улыбался. Закончив свой рассказ, я снова плавно перевела разговор в нужное русло:
– Вот интересно, дети банкиров обычно идут по стопам своих родителей? – Этот вопрос значил для меня гораздо больше, чем Сысоев мог подумать.
– Взрослые дети только у Семенова, но они избрали для себя другую стезю. Дочь ушла с головой в рекламный бизнес, а сын вообще непутевый. Кажется, он сейчас нигде не работает.
– Да? А что так? Живет на родительские дотации?