Мое сознание тянется к ней, и я улавливаю ужасные вещи. Катастрофы и какие-то твари. Бури, и лавины, и пожары. Я отшатываюсь, а она поворачивается ко мне.
Странно.
Она не должна была ничего почувствовать, не должна была ничего уловить. Большинство людей этого не могут. Но тем не менее кажется, что она это заметила, точно так же, как заметил полковник Каталлус во время своего дурацкого испытания. Я знаю, что Ро может меня почувствовать, когда я связываюсь с ним. И Лукас, похоже, тоже может.
Но почему эта девушка?
Она болезненно красива, и только тогда, когда ее взгляд решительно устремляется ко мне, я осознаю, что пялюсь на нее.
Ро мягко тянет меня к прилавку с едой. Это напоминание. Он здесь, рядом. Я расслабляюсь, позволяя своему внутреннему теплу распространиться по всему телу.
Мгновение спустя, когда мой поднос нагружен едой, я уже иду следом за Ро к двери.
– Когда выйдем, бросай поднос, просто возьми столько, сколько удержишь. – Ро говорит тихо, слышу его только я.
– Быстрее, – отвечаю я.
Мне не по себе оттого, что мы говорим о нашем плане побега, но поскольку в комнате стоит обеденный шум, я не уверена, что Док может нас слышать.
– Куда это вы направляетесь?
Лукас стоит между нами и дверью. Вид у него самодовольный, как будто он застукал нас за каким-то антипосольским преступлением, что, в общем-то, так и есть.
– Никуда. Обратно в наши комнаты. – Я не улыбаюсь.
Ро придвигается поближе ко мне:
– Здесь слишком много холуев, Пуговица. Так и аппетит потерять недолго.
Лукас хмурится:
– Вы не можете выносить подносы из кафетерия. Это правило Посольства.
Он вызывает страх. И сам это знает.
Я вытолкала его за дверь. Он задет. Вот в чем дело.
Я мысленно тянусь к нему, но все, что ощущаю, – это холодная полоса черного тумана.
– Ну и что, ты собираешься пожаловаться на нас своей мамочке? – Ро почти рычит.
– Нет. Не ей. – Лукас улыбается. – Док? Можешь запереть дверь кафетерия? Здесь, похоже, собираются нарушить протокол.
Я слышу голос Дока до того, как успеваю что-либо произнести.
– Немедленно начинаю процедуру запирания. Двери заперты, Лукас. Персонал Посольства извещен о нарушении протокола. Офицеры вскоре прибудут на место.
Ро напрягается. Я вижу, что происходит в его мыслях. Он почти готов…
Я едва заметно качаю головой.
Нет. Не сейчас.
Мы должны выяснить, что здесь вообще происходит.
Мы должны понять, к чему все идет.
Лукас указывает на стол позади себя. Единственные свободные места в кафетерии за его столом. Ну конечно. Он наверняка сам это устроил.
Или, может быть, никто просто не осмеливается сесть рядом с ним.
Кроме девушки с серебристыми волосами.
– Ладно, поедим побыстрее, – вздыхает Ро.
Я не хочу есть.
Я знаю, что, если подойду туда, мне придется оказаться рядом с девушкой, в сознании которой содержатся ужасные вещи, и говорить с Лукасом, который притащил меня сюда, к своей матери.
И еще здесь много новых людей с запутанными жизнями и перемешанными эмоциями, людей, которых мне поневоле придется ощутить или предпринять изнуряющие усилия для того, чтобы их не ощущать.
Мне хочется бежать.
Но я иду за Лукасом к его столу.
Ро пинком отодвигает стул и садится за стол, почти роняя свои подносы, нагруженные хрустящими ломтями хлеба, кусками мягкого сыра, цельными фруктами и горстью орехов.
Лукас окидывает взглядом два подноса Ро, поставленные один на другой; на каждом из них горы еды.
– Не смущайся. Тебе действительно следует постараться что-нибудь съесть.
– А тебя, Пуговица, ждет блестящее будущее в качестве комедианта.
Ро откусывает основательный кусок хлеба.
Никто больше не говорит ни слова. Девушка выглядит так, словно ей хочется ткнуть вилкой в лицо Ро.
Я сажусь между Ро и Лукасом, напротив девушки с серебристыми волосами. Я гадаю, смогу ли съесть хоть что-нибудь, сидя так близко к настолько тревожащей персоне. Даже одежда у нее серая и серебристая, таких цветов, которые подчеркивают стальную холодность помещения вокруг нас. Как будто девушка надела нечто вроде установленного по форме камуфляжа.
Лукас игнорирует Ро и обращается только ко мне:
– Я рад, что ты чувствуешь себя лучше. Ешь. Мы тебя подождем, если хочешь. А потом можем показать вам тут все. Ну, я хочу сказать, если тебе захочется.
Он отпивает немного воды, делая вид, что все в порядке. Как будто не он запер нас в этом помещении или не он сдал нас Послу. Но я хочу напомнить ему об истинном положении дел.
Море бушует…
– Я не голодна.
Я умираю от голода, но знаю, что права; я точно так же не смогу ничего съесть в этой комнате, рядом с этими людьми, как не могу и сбежать.
Девушка с серебристыми волосами наблюдает за нами, но не перестает шевелиться, как будто она вся – сплошная совокупность движений, а не просто какой-то человек. Я отвожу взгляд, но все равно ощущаю ее. Внутри она вовсе не тихая и не счастливая. Я стараюсь держать глаза широко открытыми, не позволяя себе моргнуть. Я боюсь, что если моргну, то снова увижу за ее глазами все те несчастья. Она не желает, чтобы я их видела, это я отлично знаю. И гадаю, что именно она скрывает и почему.
– Ты та самая девушка, которую нашел Лукас. Я тебя видела – в тот день, на берегу. Рядом с Трассой.
Это звучит как обвинение в чем-то, почти в преступлении. Она произносит имя Лукаса так, будто это название какого-то посольского праздника, оно буквально звенит в огромном пустом пространстве.
Счастливого Рождества. С Новым годом. Лукас Амаре.
Насколько я знаю, его день рождения здесь и в самом деле праздник.
– Дол, – говорит Лукас. – Ее зовут Дол.
– В самом деле? Какое странное имя. – Девушка не улыбается, и я осознаю, что она не шутит.
– Вот как? – Я тоже не улыбаюсь. Впрочем, ей, похоже, все равно.
– Оруэлл? Расскажи нам об этой особе, Дол, пожалуйста. – Девушка поднимает голову, говоря это, и чуть повышает голос, глядя в центр стола.
Еще до того, как слышу ответ Дока, я замечаю круглую решетку в центре столешницы. Девушка обращается прямо к Доку и чувствует себя спокойно. Он не может причинить ей вреда, этот Док-без-тела. Так что вполне объяснимо то, что она предпочла бы его всем остальным.
– Конечно, Тимора. Что бы ты хотела узнать?