– Неужели Филиппа Киркорова?
– Смешно. Но нет, не его. Я там встретил Расула. А теперь прикинь-ка хрен к носу, а?
– Та-ак… – Борис резко посерьезнел, встал и прошелся по хижине.
Степан пару минут наблюдал, как он бродит от стены к стене и что-то бормочет под нос. Наконец остановился.
– А снаряды как выглядели, запомнил?
– Ну, непростые. Желто-зеленые вроде. С какими-то мелкими деталюшками, крылышками, что ли…
– Хм-м… – Борис вдруг расплылся в непонятной улыбке. – Скажи своему эксперту, пусть идет дворы подметать. Ему даже в голову не пришло, что никакой это не «Китолов». Это «Грань», Степа!
– Объясни причину радости. Мне твоя «грань» ни о чем не говорит.
– «Грань», Степа, – это почти то же самое, что «Китолов». Тоже самонаводящийся реактивный снаряд. Но запускается он не пушкой, а чертовым минометом!
– И?..
– Миномет, Степа! Дурацкая труба на подставке, которую можно собрать из дерьма и палок! Их вон в Африке даже из дерева делают. Теперь понял?
– То есть они могли обойтись без пушки?
– Умница! Все встает на свои места. Итак, смотри. Наш общий друг Дориан Умбару проваливает переговоры с племенем. Он хочет легкой победоносной войны. Он обращается к «контрабасам». Те организуют провокацию: с безопасного расстояния кладут десяток снарядов на лагерь миссии. Затем – концы в воду, сами прячутся у вонгов и ждут проводника домой, следов нет, а виноваты кечвеги…
– Но зачем?
– Молчи, Степа, это все меняет! У меня наконец-то появились мысли, Степа, мысли!
– Не поделишься?
– Да тебе не интересно. Твой план прежний – сидеть и не отсвечивать. А вот я… Я, Степа, сегодня же наведаюсь к вонгам с вопросиком…
– Ты рехнулся? – Степан поморщился, вспомнив короткое путешествие в деревню торговцев.
– С чего это?
– Если вонги в сговоре с Расулом, там вряд ли будут тебе рады. И твоим вопросикам – особенно.
– Ты, Степа, не знаешь местных особенностей. Вонги – от природы торгаши, коммерсанты. Их интересует сначала прибыль, а затем все остальное. Политика же им не интересна совсем.
– И что ты собираешься у них купить?
– Не знаю. Посмотрю, что есть. Скорее всего информацию. Мне бы очень хотелось отловить этого Расула. За ним такую ниточку можно потянуть, что половина проблем решилась бы.
– Боря, а зачем все эти сложности, зачем Расул? Почему тебе самому не обнародовать то, что знаешь про министра и его дипломатию?
– Обнародовать? Это как – встать на площади и громко прокричать три раза?
– Зачем на площади? Есть же государство, какие-то правоохранительные организации. Ты же фактически свидетель преступления. Если ты присягнешь и дашь показания…
– Не городи ерунду, братишка. Никому тут мои свидетельства не нужны. Дориан – член королевской семьи, а я мелкая ищейка, да еще и чужестранец из другого мира. Чтобы начать говорить, нужны более весомые козыри, чем «мамой клянусь».
– Например?
– Нужна заинтересованность влиятельных лиц. Если я раздобуду доказательства, что геральд-министр импортировал запрещенные технологии, то меня выслушает как минимум мое начальство. А так, с голой задницей, меня не станет слушать никто. Спишут на личную заинтересованность, вот и весь результат.
– А Расула, значит, будут внимательно слушать?
– Смотря кто. Главное – выпотрошить из него правду. Потом можно провести расследование – например, силами моего бюро. Дать делу официальный ход – вот что я хочу!
– Не понимаю, чем поможет Расул, если ты и так все уже узнал и понял.
– Просто ты не опер, Степа. Мои знания и догадки – это пыль. Человек же – материальное свидетельство. Он как минимум укажет на другие свидетельства, других людей. Живой подозреваемый – это то, с чем можно работать.
– А если не укажет свидетельства?
– А это смотря как работать. – Борис вдруг как-то тяжело усмехнулся.
Степан протяжно вздохнул, вытер руки серым грубым полотенцем.
– Дашь поспать пару часов? А потом – инструктируй.
– Пару часов, но не больше.
* * *
Борис оказался прав – патруль встретился буквально через час после того, как кечвеги завязали Степану и Пирожку глаза и отвезли в холмистые предгорья. Там оставили, вернув все вещи – в том числе оружие с боезапасом.
Весь этот час Степан успокаивал Пирожка и убеждал, что им не нужно опасаться выстрела в спину и любых подобных подлостей.
– Нас отпустили, потому что мы – пограничники, – говорил он, пока они неспешно шагали в направлении передовых позиций.
– И что?
– А то. Кочевники не дураки. Одно дело гвардейцев за жирок пощипать, другое – нас злить.
– Ну, ничего себе, добренькие кочевники! А то, что они делегацию обстреляли и три десятка наших положили, – это называется «не злить»? Это они пошутили, хочешь сказать?
– Это не они… – буркнул Степан, понимая, что разговор пора заканчивать.
– А ты откуда знаешь, что не они? Или тебе мозги промыть успели?
– Я разговаривал с нашим экспертом-оружейником. Он дает десять против одного, что кечвеги физически не могли такое устроить.
– Господи, а кто?! Здесь больше никого нет!
– А это не нашего с тобой ума дело.
Патрульные гвардейцы, подкатившие на двух конных повозках, даже и не сильно удивились. Оказалось, буквально все пограничники, взятые в плен вместе с разведгруппами, были почти сразу отпущены.
Более того, Степан с Пирожком оказались чуть ли не последними из освобожденных. Видимо, из-за долгого разговора с Борисом.
Их доставили на передовую базу – тот самый заброшенный вокзал, куда прибывали эшелоны. Выгрузили прямо возле штаба – приземистого, ушедшего в землю здания из мрачного темного кирпича.
– Вы тоже с чертовой петицией? – устало вздохнул дежурный офицер.
Степан кивнул и протянул ему свернутую в трубочку бумагу, исписанную замысловатыми значками местной азбуки.
– Ладно… – Офицер вытер потеющий лоб. – Разведку вызывать не буду, они уже замучились сюда бегать. Просто подробный рапорт напишите оба. И постарайтесь точнее место указать, где вас взяли. Можно даже нарисовать.
– А я рисовать не умею, – удивился Пирожок.
– Ну, не рисуй. Все равно в горы никто не сунется, пока егерские части из Аламеи не подтянутся. Как закончите – возвращайтесь в строй. Если надо будет – вас найдут.
– Мне нужно сегодня выехать в Риву, – сообщил Степан.
– Нужно – выезжай. Диспетчер прямо у путей работает, там увидишь.