Подъем оказался крутым, и у Эви быстро устали ноги. Она искренне радовалась, что надела удобные туфли с маленьким каблуком. Воздуха не хватало, и каждый новый вдох давался ей с большим трудом. Оглянувшись назад, она уже не могла различить машину, спрятанную за кустами.
– Нам… еще… долго? – запыхавшись, выдохнула она. Ее мускулы ныли от боли.
– Почти, – еле прошептал Уилл. Подъем и ему давался нелегко.
Будто по мановению волшебной палочки подъем выровнялся, тропинка под их ногами разгладилась. Оказывается, она обвивалась вокруг самого крутого склона холма, и теперь перед их глазами сразу открылась панорама. Запыхавшаяся Эви забыла о том, что нужно дышать.
– Леди и джентльмены, Старый Бретрин, – тихо произнес Уилл.
Они стояли перед замшелыми руинами поселка.
На опушке беспорядочно стояли полуразрушенные хижины, будто рассыпанные из перевернутой корзины. Рассохшиеся двери криво повисли на ржавых петлях, выбитые окна глядели угрюмо и жутко, как пустые глазницы черепов. Заброшенный каменный колодец оброс плющом и вьюнами. Мощенная камнем дорожка еще виднелась через слой мха и клевера, она, изгибаясь, уходила куда-то в лес. Слева от них журчание реки смешивалось с чириканьем птиц и стрекотанием сверчков. Когда свет от фонаря Эви отразился в глазах лисицы, она испуганно отпрянула. Животное потрусило дальше от них в лес, и фонарь заходил ходуном в трясущихся руках Эви.
– Старый молельный дом, – сказал Уилл и направился к развалинам в форме квадрата в центре поселка, где тихо, как в мавзолее, лежали полуистлевшие, обгорелые бревна. Эви осторожно переступила через остатки порога, заросшего сорняками, и вошла внутрь. Несмотря на постоянные разглагольствования Уилла о природе зла, она оказалась полностью не готова к тому, что почувствует. Это была почти осязаемая тяжесть голодной жестокости, словно касавшаяся ее кожи. Старый молельный дом Братии хранил в себе очевидную печать зла, присутствовавшего здесь годами. В шуме ветра ей почудился детский смех, хор стонущих голосов и жутковатый шепот. Ей захотелось все бросить и убежать прочь, как можно дальше отсюда. Но где можно было скрыться от вездесущего зла?
Полуразвалившаяся кирпичная кладка окружала один из углов, и Эви узнала тот самый очаг, что видела в воспоминаниях, сжимая в руке кольцо Джона Гоббса. Теперь это была просто почерневшая яма с посеревшими камнями, заросшими мхом. Неподалеку в траве валялся металлический прибор для клеймения. Эви аккуратно взяла его в руки – это оказалась пентаграмма Зверя. Она бросила его на землю, спугнув небольшую змею, притаившуюся в траве. Заглянув в яму, Эви увидела свежий след от костра и огарки свечей. Кто-то приходил сюда совсем недавно. Подумав о том, кто или что может скрываться в этих лесах, Эви разволновалась.
– Они все еще используют пепелище как молельный дом, – заметил Уилл, словно прочитав ее мысли. Он указал на полукруг из плоских камней, окружавших знак из жести, и перевернул его носком ботинка. На знаке была изображена пентаграмма со змеей.
Уилл посмотрел в сторону заката, где постепенно скрывались последние лучи света.
– Давайте найдем эту могилу.
На землю стремительно опускались сумерки. Лес окутали темно-синие тени. Когда они начали спускаться с холма, на небе появился зыбкий полумесяц. Свет керосиновой лампы выхватил из сумерек низкую каменную ограду кладбища. Покосившиеся черные надгробия в ее пределах напоминали кривые гнилые зубы во рту. Эви переводил свет фонарика с одного надгробия на другое, читая имена. Джедида Блэйк, Ричард Джин, Мэри Шульц… И на каждом надгробии неизменно была надпись: ОН ВОССТАНЕТ.
– Ищите что-нибудь необычное: кости животных, пентаграммы, талисманы или какие-нибудь подношения. Они наверняка как-то воздают ему почести на могиле, – сказал Уилл.
Эви старалась держаться поближе к Джерихо. Ее каблуки застревали в серой мягкой земле, и она старалась не думать о том, что захоронено под ее ногами. Эви пожалела, что не стала надевать теплые колготки – здесь было гораздо холоднее, чем в долине. Их дыхание замирало в воздухе белыми облачками, будто они исторгали призраков из своих легких. Последние лучи солнца сползли с небосклона, будто хостесс закрыла двери желанного заведения перед ожидающими посетителями. Кое-где уже поблескивали первые звезды. Одинокий свет фонарика Эви над надгробиями только усиливал чувство жути.
– А что, если нам не удастся его найти? – робко спросила она.
– Придется раскопать все могилы подряд, и так до тех пор, пока мы его не найдем.
Над горами снова засвистел ветер. Его дуновение было похоже на легкое касание пальцев, будто кто-то играет с ней в жмурки и дразнит ее, бродящую с завязанными глазами.
– Сюда! – позвал их Джерихо. Уилл подошел к нему и посветил лампой на могилу, обозначенную простым деревянным крестом с мелкими талисманами. У его основания лежал череп какого-то мелкого животного.
– Вы думаете, это здесь? – спросила Эви.
Уилл стер с креста грязные следы, и на древесине проступили инициалы: ЙХО.
– Йоханан Хоббесон Олгуди, – сказал Уилл. – Давайте копать.
Уилл поставил лампу у креста. Они с Джерихо сняли пиджаки, закатили рукава и начали работать лопатами. Эви светила им фонариком и прислушивалась к подозрительным звукам. Она подскакивала по любому, даже малейшему поводу, и свет фонарика бешено метался в разные стороны.
– Постарайся все-таки светить на яму, пожалуйста, – попросил ее Уилл.
Эви нужно было на что-то отвлечься, и поэтому она стала смотреть на руки Джерихо, сжимающие лопату, обращая внимание на силу мускулов и его уверенную хватку. Она вспомнила то чувство защищенности, которое появилось, когда он накрыл ее руку своей. Джерихо во многом оставался для нее загадкой, и тут Эви осознала, что хочет узнать его секреты – и не украсть их через бумажник или любимую ручку, а получить их добровольно, как подарок. Она хотела доказать, что заслуживает доверия. Что она особенная. Что-то в нем заставляло ее излишне беспокоиться. Он оказался опасным, таким же, как и она. У нее никогда не сложится отношений с мужчиной, который не понимает и не принимает ее темного внутреннего мира, спрятанного за легкомысленным внешним видом, – который станет флиртовать с ней, но испуганно убежит при первых же признаках надвигающегося шторма. Эви смотрела на руки Джерихо, занятого работой, и представляла себе, каково это будет – если эти руки погладят ее кожу, если он прижмется к ней губами, если она ощутит тяжесть его тела на себе.
И тут она спохватилась и выкинула все эти мыслишки из головы. Джерихо был парнем для Мэйбел. Эви вспомнила о многочисленных письмах подруги, посвященных ему. Но все это были романтические бредни школьницы. Очевидно, что они с Мэйбел не подходили друг другу. Если бы было наоборот, все бы уже случилось само собой, разве нет? Эви не могла забрать у Мэйбел того, что ей не принадлежит.
Она одернула сама себя за такие мысли. Джерихо наверняка был нужен кто-нибудь вроде Мэйбел: хорошей, верной, трезвомыслящей. Она не забудет выключить свет и забрать молоко с порога, потому что она – девушка, которая умеет заботиться и отвечать. Эви с горечью поняла, что сама она относится к типу беззаботных пустышек: вещи разбросаны по незастеленной кровати, книги забрызганы пятнами кофе, счета не оплачиваются до самого последнего срока. Даже некогда поцелованные парни забываются через неделю. Она четко осознала все это, но осознание не принесло ей успокоения.