В этот момент Стефания слегка покраснела, ведь ее небогатая семья не могла обеспечить дочь такой одеждой, которая еще больше подчеркнула бы ее красоту.
– Я знаю, как это все недешево, потому что много раз ездил с Паулиньей за покупками и подписывал чек или видел, сколько сняли с кредитки. Иногда приходилось даже спорить с женой, но что делать, это цена, которую мы платим за красоту, за изысканность. Но при всем том, Стефания, тебе очень повезло. Хотя ты – не дочь богатых родителей, ты умеешь всегда оставаться элегантной. Во всяком случае, так считает человек, который, мне кажется, понимает кое-что в женщинах.
Лицо его озарила широкая, приятная улыбка. Стефания тоже улыбнулась. Ей захотелось что-нибудь ответить, поскольку это был разговор двух взрослых людей.
– Я ничего такого не делаю, только комбинирую разные вещи.
Отец Паулиньи внимательно выслушал ее. После этого он подозвал официанта, заказал кофе и спросил Стефанию, чего она хочет – кофе или воды. Но Стефания не хотела ничего. Официант отошел. Отец Паулиньи снова обратился к ней, пристально глядя в глаза:
– Стефания, я хочу сделать тебе подарок. Ты заслуживаешь этого по своему уму и красоте. Я знаю, что для тебя очень важно быть хорошо одетой. Если ты хорошо одета, то на душе у тебя спокойно, понимаешь?
Стефанию внезапно охватило волнение, как если бы ей выпал приз в лотерее. Сердце ее учащенно забилось, улыбка плохо скрывала любопытство. Отец Паулиньи засунул руку в карман плаща и достал оттуда конверт, от которого Стефания уже не отводила взгляда.
– Стефания, это подарок, понимаешь меня? Здесь две тысячи рейсов, на которые ты можешь купить то, что хочешь из одежды: никто лучше тебя не сумеет выбрать. Я решил подарить тебе деньги, потому что не могу выбрать то, что подойдет тебе.
Он протянул ей конверт, и в этот момент принесли кофе. Стефания была ошеломлена, ею овладели сложные чувства. Она положила обе руки на конверт, не глядя в ту сторону. Толщина конверта была внушительной, но у Стефании не хватало мужества спрятать его в сумочку, как это полагалось сделать. К горлу подкатил комок, а глаза наполнились слезами.
Отец Паулиньи допил кофе и, поставив чашку, потрепал Стефанию по щеке:
– Это самое меньшее, чего ты заслуживаешь.
Стефания вытерла глаза, сглотнула комок в горле, прижимая другой рукой к себе конверт.
– Ты слышишь меня, Дженифер?
Дженифер уже минут пять сидела, держа в руке бокал лимонада и, уставившись на Стефанию, впитывала ее слова. Вопрос вернул ее обратно в полный людей зал:
– Конечно, Стефания.
Стефания посмотрела на новенькие часы:
– Ничего особенного. Поехали ко мне на квартиру, я расскажу тебе остальное.
– У тебя есть квартира?
– Да, мы там встречаемся.
– Кто – мы?
– Это долгая история… Я тебе все расскажу, пойдем отсюда.
Дженифер последовала за сестрой. На выходе из торгового центра она поймала несколько жадных мужских взглядов, брошенных в сторону Стефании.
Сидя на кровати, Дженифер слышала, как шумел душ, омывая тело Паулиньи. Что за радость, счастье, блаженство! В первый раз подруга осталась у нее ночевать. А им нужно было столько сказать друг другу.
– Тебя увлек рассказ Паулиньи о ее любовнике?
– Еще бы!
– Он тебя возбудил?
– Да, очень. Я не могла думать ни о чем больше.
– И тебе нравилось, что Паулинья будет спать рядом?
– Да. Я положила матрас возле своей кровати.
– Она спала в одежде?
– Стояла жара. Я надела короткую рубашку, а Паулинья осталась в трусиках.
Запах тела вышедшей из ванной Паулиньи заполнил комнату и заставил учащенно биться сердце Дженифер. Она зажгла только настольную лампу и в полумраке наблюдала, как Паулинья вытирает волосы. Обнаженное тело подруги подчинялось четкому ритму движения полотенца. Дженифер смотрела на это тело с совершенными очертаниями, с гладкой – без единой отметины – кожей, с рельефными мускулами на бедрах, выступавшими каждый раз, как Паулинья чуть наклонялась на бок; крепкие руки, изгиб спины, выпуклые ягодицы. Дженифер подумала о том, что какой-то мужчина уже воспользовался этой красотой. Что какой-то мужчина, в полном уединении, уже обладал этим телом. Дженифер представила, как он трогает, ласкает, целует Паулинью, как проникает в нее; как она стонет в объятиях любовника. И вдруг Паулинья неожиданно приподняла руки и, повернувшись к подруге, завязала полотенце на голове, как платок. Она поглядела на Дженифер так внезапно и так пристально, что, казалось, читает ее мысли. Затем Паулинья надела трусики и подошла ближе. Забралась на матрас, встала на колени и прижала голову Дженифер к своему телу. Прошло некоторое время, прежде чем Дженифер ощутила гладкость кожи, уловила исходящий от нее тонкий аромат.
– Я тебя напугала сегодня, так ведь?
Дженифер протянула руки и обняла подругу за талию. Паулинья, по-прежнему держа Дженифер за голову, принялась целовать ее волосы. Когда руки Дженифер забродили по ее животу, готовясь подняться до груди, Паулинья отстранилась.
– Хочешь знать, как все было?
– Конечно.
Паулинья улеглась. Дженифер тоже устроилась поудобнее, не накрываясь, и погасила свет.
– Рей с отцом вместе торгуют машинами.
Однажды вечером Паулинья готовила уроки, не сняв школьной формы. В этот момент вошел отец со своим приятелем. Рей уселся на диван, а отец отправился за напитками. Паулинья сидела возле обеденного стола, подогнув одну ногу под себя, так что бедро оказалось наполовину открыто. Она заметила, что Рей неотрывно смотрел на ее ногу.
– Что ты учишь?
Паулинья обернулась и увидела лицо мужчины совсем рядом с собой. Мужчина был приветливым, сильным и пахнул одеколоном.
– Математику. У меня с ней неважно.
Он сказал что-то по поводу математики и улыбнулся, положив руку ей на затылок.
– А ты хорошенькая, киска, знаешь это?
Паулинья отшатнулась от него. Вернулся отец с напитками. Рей уселся обратно и вновь стал рассматривать Паулинью.
– Он смотрел на твою ногу?
– Именно так. И не скрывал этого. Он хотел, чтобы я об этом знала.
В голове у Паулиньи все перемешалось. Она еще чувствовала прикосновение сильной, гладкой руки. Бросив взгляд исподтишка, Паулинья обратила внимание, что Рей сидел, широко расставив ноги, так что его член выдавался под брюками.
– Это меня притягивало, Дженифер. Я не хотела глядеть туда и все же глядела, сгорая от стыда, ведь он заметил это.