— Ну и что? — выпалил Фиц. — Этот тип — зверь. Кого волнует, что с ним случится? Он заслужил.
— Зло остается злом, даже если творится с самыми благими намерениями, — тихо произнес я. — Я это по опыту знаю. И это дорого мне обошлось. Легко творить добро, когда это тебе ничего не стоит. Сложнее, когда ты приперт к стене.
Слушая меня, Фиц все решительнее мотал головой и шага не сбавлял.
— Я все равно ничего не смогу сделать. Я задницу свою спасаю, и все.
Я сдержался и даже не зарычал. Время менять тактику.
— Ты не все продумал, парень, — сказал я по возможности ровным голосом. — Ты знаешь Аристида. Ведь знаешь?
— А моя-то задница здесь при чем?
— Только при том, — хмыкнул я, — что ты бросаешь своих друзей на верную смерть.
— Чего?
— Он разозлился как никогда. Он ослаб. Как думаешь, много ли у него времени уйдет на то, чтобы заменить всю твою команду?
Фиц наконец остановился.
— Они видели его слабость. Блин, возможно, он останется калекой до конца дней. Как думаешь, что он сделает с детьми, которые собственными глазами видели его поражение? Окровавленного, поверженного?
Фиц низко опустил голову.
— Блин-тарарам, парень. Ты только-только начал думать сам за себя, и его это так напугало, что он послал тебя на верную смерть. И что, ты думаешь, он сделает с Зеро?
Фиц не ответил.
— Вот ты сейчас убежишь, — тихо продолжал я, — и проведешь всю жизнь в бегах. Ты сейчас на распутье. Вот здесь и сейчас решается вся твоя жизнь. Здесь. Сейчас. Сию минуту.
Он сморщился как от боли. Но не ответил.
Мне хотелось положить руку ему на плечо, ободрить хоть немного. Однако все, что я мог, — это говорить как можно мягче.
— Я знаю, о чем говорю, парень. Всякий раз, как ты окажешься один в темноте, всякий раз, как будешь проходить мимо зеркала, ты станешь вспоминать эту минуту. Ты будешь видеть того, в кого ты превратишься. И ты увидишь или человека, сбежавшего, когда погибли все его друзья и трое достойных людей, или человека, не сломавшегося и сделавшего с этим что-то.
Фиц судорожно сглотнул.
— Он слишком силен, — пробормотал он.
— Но не сейчас, — возразил я. — Он повержен. Он не может ходить. И рука у него действует только одна. Если бы я не считал, что у тебя есть шанс, я сам бы посоветовал тебе бежать.
— Я не могу, — всхлипнул он. — Это несправедливо.
— Жизнь часто несправедлива.
— Я не хочу умирать.
— Ха! Никто не хочет. Но рано или поздно приходится всем.
— И что в этом смешного?
— Смешного ничего... Хотя ирония некоторая есть — с учетом говорящего. А важно в конечном счете только одно: каким человеком из этих двух ты хочешь быть?
Он медленно поднял голову. До меня дошло, что он пытается разглядеть свое отражение в стеклянной двери бывшей конторы.
Я стоял у него за спиной и вдруг вспомнил, сам себе не до конца веря, что я когда-то был не выше его ростом.
— Так кем из двух, Фиц? — тихо спросил я.
Я сразился со своим бывшим наставником, вооружившись новеньким посохом и жезлом, имея в распоряжении Древние силы Вселенной и заученные слова заклинаний.
Фиц оказался смелее меня тогдашнего.
Он выступил против своих демонов безоружным.
Пока шаги его удалялись, отдаваясь эхом в бетонных стенах, меня вдруг охватила тревога. Он поступил так по моему наущению. Что, если Аристид ранен не настолько серьезно, как мне казалось? Что, если он вдруг владеет восстановительной магией? Тогда у Фица нет ни единого шанса — а я никогда не смогу этого себе простить.
Я стиснул зубы и силой отогнал от себя эти мысли. Дела обстояли и без того достаточно хреново, чтобы я усугублял их своими тревогами. Этим никому не поможешь.
Фиц шагнул в поле зрения Аристида и остановился.
— Спокойно, — негромко произнес я. — Не спеши. Не показывай ему, что тебе страшно. У тебя все получится.
Фиц сделал глубокий вдох и шагнул вперед.
— Фиц, — прохрипел Аристид. Он уже сидел, вытянув перед собой поврежденную ногу. Не подававший признаков жизни Баттерс вытянулся рядом с Дэниелом — тот сидел на полу в луже собственной крови, морщась от боли. Взгляд его затуманился. Ему удалось более или менее остановить кровотечение, но без медицинской помощи дела его были плохи. Вокруг стояли вооруженные ножами и обрезками труб Зеро с товарищами — Аристид явно приказал им сторожить Дэниела с Баттерсом. — Что ты здесь делаешь, грязный предатель?
Фиц молча смотрел на него.
— Ты привел сюда этих людей. Ты поставил под угрозу жизни всех, кто здесь живет.
Фиц, казалось, померк, словно между ним и тем слабым светом, что пробивался сквозь грязные окна, легла туча. Со всех сторон на Фица смотрели темные, полные враждебности глаза.
Даже короткого включения моих магических чувств хватило, чтобы подтвердить подозрения: чернокнижник использовал магию.
— Он воздействует на них, — негромко сказал я. — Настраивает их против тебя. Это не настоящие их чувства. Тебе нужно встряхнуть его, отвлечь.
Фиц ответил чуть заметным кивком.
— Это не я их привел. Они меня поймали, когда я пытался откопать ружья. И заставили меня с ними идти.
— Священник говорил по-другому, — заметил Аристид.
— Отец думал, он сможет мне помочь, — сказал Фиц. — Его не надо было бить.
— Не надо? — удивился Аристид. Очень нехорошо звучал его голос: гладко, ядовито. — Одного того, что он проник сюда, уже более чем достаточно. Но он хотел уничтожить нашу семью. Такого я не допущу.
— Семью, ага, — хмыкнул Фиц. — Мы прям Симпсоны какие.
Лично мне были бы симпатичнее Уолтоны, но настрой его мне понравился.
Аристид продолжал смотреть на Фица своим немигающим, как у рептилии, взглядом.
— Назови мне причину, по которой я не должен тебя убить... здесь и сейчас.
— Да потому что ты не можешь, — презрительно бросил Фиц. — Ты и выйти отсюда сам не в состоянии. Тебя сделали. Без посторонней помощи тебе трындец.
Голос заклинателя упал до свистящего шепота:
— Правда?
— А то! — с готовностью подтвердил Фиц. — Ведь рано или поздно этим бы и кончилось, так? Рано или поздно, но ты начал бы кушать яблочное пюре с ложечки. Думаешь, детская шайка, которую ты запугал настолько, что она тебя слушалась, будет заботиться о дедушке Аристиде? Не смеши меня.
— Даю тебе шанс, — произнес Аристид. — Уходи. Немедленно.