И как-то очень ясно видно, что все девушки села нарасхват. Вокруг них вьются гости. Такие гости! И все с серьёзными намерениями. Потому как старательно знакомятся с родителями будущих невест.
Вот милиционер Нечипоренко и его жена Галя разговаривают пусть и жестами, но с плечистым офицером морской пехоты из эскорта президента США, не сводящим глаз с их дочери Раи. А мэр села Борсюк с супругой беседуют с арабским шейхом, восхищённо глядящим на их младшенькую дочку.
Да и стойкий холостяк Мак О'Кинли не может глаз оторвать от рыженькой дочки учительницы Золотаренко.
Начинается свадебная церемония. Рав Залцман. ведёт этот торжественный процесс, сидя в кресле с загипсованной ногой, Финкельштейн торжественно подводит к балдахину внука Исаака. С другой стороны дед Грицько и баба Парася ведут внучку Маргариту.
И возникает мелодия Благодати. Она как вздох. Что-то заставляет Финкельштейна повернуть голову. Его взгляд выхватывает из толпы селян статную женщину его же возраста. Женщина чувствует его взгляд, поднимает на Финкельштейна глаза. Они смотрят друг на друга.
Звучат первые слова с которых начинается завораживающее таинство бракосочетания.
И тут вдруг сквозь толпу к Финкельштейну протискивается Саймон Стерн и Мак О'Кинли:
– Мистер Финкельштейн. Экстренно! – кричит в панике Саймон Стерн и суёт в руки Финкельштейна мобильный телефон. – «Бирс» пошёл на резкое понижение. Горим! Вот телефон. На проводе Нью-Йорк. Шмулевич. Дайте команду на сброс акций. Меня он не слушает…
– «Хупа»! – резко обрывает его Финкельштейн и отбрасывает телефон. – Вы что, не видите, что идет «Хупа»?!
Пункт наблюдения мафии. Хата № 2. Вечер.
– В чём дело? – спрашивает Юлия Свиридовна.
– Да на нью-йоркской бирже паника. – Диана включает на компьютере биржевой сайт. На экранах мониторов кадры паники на биржах. Брокеры. Жесты. Глаза. Толпы и ор. – Да, обвал. В таких случаях надо срочно продавать акции, пока они ещё чего-то стоят. Или…
– Или что?
– Банкротство господина Финкельштейна. В лучшем случае «параграф одиннадцать». В худшем – «седьмой».
Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Вечер.
Лейтенант Плоткин быстро проглядывает на компьютере индексы биржи:
– О, господин полковник! Если сейчас не среагировать, завтра Финкельштейн голый.
– То есть ни тебе белых пароходов. Ни тебе небоскрёбов. Ну? Несчастные ребята, оказывается, эти миллиардеры. Все время в ожидании, что вот-вот их трахнут. Ха! А он тут разогнался. «Построим синагогу, церковь»… А завтра бац! И уже без штанов! Что же он не реагирует? Тревога! В ружьё!
– Он сказал: «Идёт "Хупа"». Верующий человек.
– А по мне, так полный мудак!
У Мемориала Цадика. Балдахин для «Хупы». Вечер.
Раввин читает молитву. Маргариту начинают обводить вокруг Исаака.
Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Вечер.
– Пять точка три. – Лейтенант Плоткин следит в Интернете за падением курса на бирже. – Пять точка один. Четыре точка семь…
У Мемориала Цадика. Балдахин для «Хупы». Вечер.
В толпе возле балдахина Хупы Мак О'Кинли не отрывается от экрана портативного компьютера.
– …Четыре точка три… – шепчет Мак О'Кинли Саймону Стерну.
А Маргариту обводят вокруг жениха положенное число кругов. Сияя от счастья, она становится рядом с Исааком.
Он смотрит на неё.
Пункт наблюдения мафии. Хата № 2. Вечер.
– …Четыре точка один… – читает с экрана бегущие цифры Диана.
Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Вечер.
Полковник и лейтенант смотрят на экран телевизора. Там по каналу Блумберга хроника паники на бирже и бегущие цифры.
– Три и девять… – констатирует лейтенант Плоткин.
У Мемориала Цадика. Балдахин для «Хупы». Вечер.
Всё по традиции – лопается бокал под ногой жениха.
Счастливые лица Исаака и Маргариты. Деда Грицька и деда Финкельштейна. Плачет от счастья баба Парася. Радуются Гороховский и Гутман.
Все начинают движение к свадебным столам, которые ломятся от еды.
Все занимают места согласно правилам. «Кошер» у одних, «халал» [117] у других, сало у третьих. И так далее.
Поле свадьбы. Вечер.
Танцуют зажигательно хасиды. Навстречу им танцуют украинский гопак селяне. И кому можно – выпивают, а кому нельзя – закусывают.
Саймон Стерн и Мак О'Кинли наблюдают за отплясывающим среди хасидов Финкельштейном и дедом Грицько.
– Успокойся, Мак, – Саймон закрывает крышку лэптопа перед носом Мак О'Кинли. – В наши функции входит только анализ. Решения принимает Всевышний. Поэтому предлагаю сейчас приступить к анализу вот этой бутылки. Фирма «Немиров». «Медовая с перцем». Старинный еврейский рецепт. Между прочим, вечная валюта. Дефолты ей никогда не грозят. Была, есть и будет. Твое здоровье! – Они выпивают.
Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Вечер.
Монитор компьютера, по экрану которого бегут биржевые индексы. Полковник выключает его перед носом у лейтенанта:
– Всё понятно. Пошли, Вова. Гуляем на последние деньги старичка Финкельштейна!
Поле свадьбы. Вечер.
В вихре свадьбы полковник, танцует с Юлией Свиридовной, и лейтенант Плоткин, выплясывает с Дианой. «Зажигает» внучка «Крёстного отца» со своим композитором Ауэрбахом. Да и сам «Крёстный отец» с дамой, которая помощник Государственного секретаря Госдепа США.
Полковник Голодный сталкивается в танце с генералом Косолаповым.
– А как же наблюдение? – грозно сдвигает брови генерал.
– А, главное, чтобы было, что наблюдать, – отшучивается полковник.
– Не понял. Завтра доложите!
Полковник в ответ легкомысленно машет рукой, протискивается к столам, плюхается за стол рядом с дряхлым дедом – долгожителем. Выпивают.
За столом устроились рядом старушка Броня Могеншвицер и старик Рабинович. Они поют на идише: «А Ицик от а хасэнэ геат». [118]
Танцуют шейхи, премьер-министры, офицеры с ядерными чемоданчиками. Монахи.
На саксофоне рыжий американец, удивительно похожий на постаревшего Клинтона, выжимает «А Ицик от а хасэнэ геат».
Танцующий Финкельштейн смотрит, как на женской половине танцует та самая приглянувшаяся ему женщина. А Гороховский переглядывается с заведующей птицефермой Валентиной.