А вот об этом Еремеев и сам уже догадался, рассудив, кабы могли бы колдуны все его мысли читать, так не стали бы подсылать переветника да за циновкой прятаться – и без этого все, что нужно, узнали бы.
Карасев от прямого ответа на столь важный вопрос уклонился, снова заговорил о золоте, о богатстве, о власти… а потом вдруг спросил:
– Так ты со мной, атамане?
– Ты хотел сказать – с волхвами.
– Нет, господине, – перекрестившись, ухмыльнулся Дрозд. – Я сам по себе. Что мне выгодно, то и делаю.
– С колдунами – выгодно?
– Пока – да, а там видно будет. Да не сумлевайся. – Переветник перешел на шепот: – Я тя научу, как себя с ними вести. Не все у них колдуны, да и хороших-то волхвов тут мало: почитай, раз, два – и обчелся. Что уж и говорить – деревня!
– Деревня, говоришь?
Погладив шрам, атаман посмотрел на предателя с легкой задумчивостью, сплюнул и, словно бы между прочим, спросил:
– А много ль у них городов, укреплений… Столица их где? О солнце колдовском что ведаешь?
– Ничего такого не ведаю, атамане, вот те крест! – истово перекрестился предатель. – Воли-то особой мне тут не дают. В оковах да под замком не держат, но и ходить разрешают не везде. Я ведь тут роблю – кирпичи из глины леплю, хоть кое-какое доверие от главного здешнего волхва заслужил.
– Это за что же?
– Так. – Дрозд посмотрел в сторону. – Нраву я доброго.
– Значит, ни о волхвах, ни о солнце не знаешь… Вот это хоть селенье – большое?
– Да не маленькое… – Пожав плечами, предатель пригладил бороду. – Но не такое уж и большое. Думаю, городов у них вообще нету, одни деревни.
– Так в этой-то сколько домов?
– У главного волхва – домище. – Карасев принялся загибать пальцы. – Большой такой дом, стра-ашный, ты, атамане, его сам увидишь вскорости. Еще с полдюжины домов поменьше – хижин, но с усадьбами, огородами. Отдельно для молодых воинов – особый дом, не всякий туда войти может, бабам так и подавно запрещено. В своем роду парни девок не трогают, считают за зло, а невест присматривают в соседнем селении.
– Понятно, – кивнул Иван. – У самоеди да у вогуличей-остяков бывает тако. Дикий народ!
– Могучий!!! – Карасев встрепенулся, даже плечи расправил, будто речь вдруг зашла о чем-то родном. – Ты, атамане, всей-то их силы не видал еще! Драконы зубастые, летучие ящеры у них заместо псинищ цепных, людоеды – в рабах…
– Видал я драконов, – презрительно прищурился атаман. – Один выстрел – вот того дракона и нету. Да и сильных-то колдунов – сам сказал: раз, два – и обчелся. А что, окромя колдовства, волхвы чем живут?
Дрозд повел плечом:
– Да по-разному. Крестьянствуют – рожь, пшеницу, овес выращивают, да огороды еще… Говорят, по три урожая в год собирают, землица-то благодатная. Охотятся еще, рыбу ловят. Парни младые за доблесть чтут шкуру дракона добыть! Не большого, конечно, малого. Ну, иногда и травоядную зверюгу завалят – мяса надолго хватит.
– И что, ящериц огроменных они на копье берут?
– Мелких – на копье, крупных драконами травят.
– А золото! Золото-то у них откуда?
Дрозд обхватил голову руками и болезненно скривился:
– Ты ж спрашивал уже, атаман! Не ведаю я. То их тайна великая, спросишь – голову вмиг оторвут!
– Ясно, ясно, – успокоительно покивал Еремеев. – Ты не волнуйся этак, лучше точно мне скажи: я им зачем сдался-то?
– Как зачем? – Переветник удивленно развел руками. – На свою сторону хотят привлечь, как вот меня. Служить себе заставить! Не согласишься, лютою смертию казнят – отдадут на растерзание дракону… А согласишься – злато, девки, власть – все у тебя будет!
Выслушав, атаман расслабленно присвистнул:
– Злато, власть… Звучит заманчиво. Ты говорил, остальные казаки им не нужны?
– Не нужны, господине. Рабов у них полно, им атаман нужен.
Чуть помолчав, Карасев прищурил глаза и, расправив плечи, спросил, не чинясь, прямо:
– Коли ты, атаман, согласен, так я живенько волхву главному передам – дале он сам с тобой говорить будет.
Еремеев задумался, погладил на виске шрам, посмотрел куда-то в угол затуманенным взором:
– Со мной дева была одна…
– Про деву ничего не знаю, вот те крест! – тут же заверил Дрозд.
Атаман покусал губу:
– А что тут обычно с пленницами делают?
– Что и везде, даже еще похуже. Думаю, с твоей еще ничего такого сотворить не успели. У главного волхва об ней сам спроси.
– Так когда?
– Про то только сам волхв и знает. – Набычившись, переветник вдруг вскинул глаза. – Ну, так что передать? Согласен?
– Да согласен, согласен, – быстро заверил Иван. – Коль угодил, как кур в ощип, так чего уж теперь ерепениться-то?
После ухода предателя Еремеев еще раз со всем вниманием осмотрел свое узилище, даже выглянул было за циновку… однако, наткнувшись на злобный взгляд караульщика-менква, поспешно убрался обратно. Запустит еще дубиной, чучело безмозглое!
Стены кельи были сложены из коричневато-красного кирпича-сырца, такой, видимо, и лепил переветник Карасев, маленькое квадратное оконце выходило в небо. И черт с ним! Все равно не пролезть.
Измерив шагами узилище – вышло пять на восемь шагов, – пленник в задумчивости уселся на ложе, из толстых досок-отщепов, узкое, накрытое грубой тканью – сермягою. Больше в келье ничего не было, ни скамейки, ни даже стола. Глиняную миску, в которой ему принесли еду, Еремеев поставил в угол и вот теперь не поленился, взял в руки да внимательно рассмотрел. Уродливая оказалась мисочка, кривая: что же, волхвы гончарного круга не ведают? А выходит, так…
…Карасев заявился лишь на третьи сутки после того разговора, весь при параде, важный – на груди золотом сверкало зерцало! Явился не один – с воинами, и на этот раз это были не менквы! Двое мускулистых молодых парней, всю одежду которых составляли набедренные повязки, широкие, с золотыми бляшками пояса да плетеные передники. На вид парни сильно походили на остяков или ненэй ненэць, разве что были чуть повыше да пошире в плечах. Плоские лица, узкие, с небольшой горбинкой носы, жесткие волосы цвета воронова крыла, покрытая загадочными рисунками бронзовая от солнца кожа. В руках воины держали короткие – размером в сажень – пики. У одного наконечник был из камня, у другого – из какого-то металла, скорее всего из бронзы.
«Господи, – ухмыльнулся про себя Иван. – Они ведь ни пороха, ни железа не ведают! Волхвы, мать их за ногу… Дикари, как есть – дикари!»
Выбравшись из подземелья по вырубленной в скале лестнице, вся процессия оказалась на небольшой площади, вокруг которой зеленели аккуратно огороженные грудами серых камней огороды, вдалеке же синел лес, а что было дальше, за лесом, то атаман не видел. Жалко, трубы подзорной под рукой не имелось… да и кто б позволил смотреть?