Ресторан был переполнен; метрдотель с поклоном спросил позволения посадить за столик еще одного господина. Дзержинский неохотно кивнул. Гладкий, благообразный, бледный господинчик оказался англичанином — еще один тупой, самоуверенный народишко! Британец болтал без умолку. Если верить его словам, он был литератором, пишущим какую-то книжку о России. Дзержинскому его имя ни о чем не говорило. Сперва он рассеянно-учтиво отвечал британцу, стараясь отделываться междометиями, но вскоре беллетрист так надоел ему, что он начал озираться, ища свободного места. Но мест не было... Взгляд Дзержинского задержался на соседнем столике...
Там сидели трое. Дзержинский отлично знал в лицо их всех: его тезка — князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, — с интимным дружком, великим князем Дмитрием Павловичем (хороши «великие», нечего сказать!), и с этими светскими красавчиками — довольно странная компания! — лысый Пуришкевич. Какие интересы могли объединить эту троицу за одним столом? Они пили коньяк и говорили тихо, но возбужденно; особенно горячился Пуришкевич, так и брызгавший слюной. Слух у Дзержинского был необычайно тонкий, волчий, что уже не раз сослужило ему хорошую службу, он опустил глаза в тарелку, чтобы не отвечать англичанину на его дурацкие вопросы, и стал внимательно прислушиваться к разговору.
— Неужели, — спросил Дмитрий Романов, — нельзя найти очень хорошего убийцу, вполне надежного и благородного человека?
— Простите, князь, но я никогда не держал бюро по найму убийц, — сказал Пуришкевич и залпом выпил очередную рюмку.
— Дима, я бы взялся сам, — сказал Феликс Юсупов, отщипывая виноградину с веточки, — но как-то все-таки... своими руками убить человека... не эстетично...
— Это не человек, а скотина.
— Тем более.
— Да, понимаю... Что же нам делать? Владимир Митрофанович, может, вы возьметесь?
— Ну, знаете ли... — поморщился Пуришкевич. — А вы-то сами?
— Не может же особа царской крови марать руки об эту собаку!
— Да и как его убьешь? — вздохнул Пуришкевич. — Он повсюду с охраной...
— Заманить его ко мне во дворец труда не составит, — спокойно сказал Юсупов, — ублюдок давно хочет познакомиться с моею женой... Но для самого акта желателен профессионал. Во всяком деле профессионал справится лучше.
Сердце Дзержинского забилось быстрее: он понял, о ком говорят эти трое. Удача, неслыханная, невиданная удача сама идет в руки! Он вспомнил ловкача Азефа... План дальнейших действий мгновенно сложился в его мозгу... И тут он с изумлением отметил, что англичанин как будто тоже прислушивается к беседе за соседним столом. (Беседа шла по-русски.) Так вот оно что! Британец — секретный агент! Безмозглые англичане поверили в байку о том, что Распутин является немецким шпионом и подталкивает царя к сепаратному миру с Германией! Что ж — тем лучше! Чем больше разнонаправленных сил будет замешано в эту историю, тем больше возникнет версий, тем выше вероятность того, что ему удастся скрыть свое участие в деле...
— Желателен-то желателен, да где ж его взять? Разве в газету дать объявление?
— Вы бы в Думе кого поспрашивали!
— Толку от Думы! — раздраженно сказал Пуришкевич. — Трусы, бездарные болтуны, готовые лизать сапоги Протопопова...
— Но убить его необходимо как можно скорей, — сказал Дмитрий, — иначе произойдет революция и хам усядется на трон. («Сам ты хам, педераст, мурло великокняжеское», — злобно подумал Дзержинский.)
— Придется давать объявление, — сказал Юсупов.
— Пожалуй, придется, — согласились его компаньоны.
— Не придется! — сказал Дзержинский, подсаживаясь к ним за стол. — Прошу прощения, господа, что позволил себе вмешаться в ваш приватный разговор...
— О чем это вы, сударь? — Юсупов вскинул темные брови, довольно правдоподобно изображая недоумение.
— Я — тот человек, которого вы ищете.
— Ах, я знал, что не перевелись еще в России решительные мужчины! — взволнованно сказал князь Дмитрий.
— Ваша забота о благе России заслуживает всяческого уважения, — строго сказал Пуришкевич. — Но...
— До блага России мне дела нет, — перебил его Дзержинский. — Я — профессионал, выполняю свою работу за деньги. Заплатите мне сто тысяч, и я ликвидирую любого, на кого вы укажете.
— Какой отвратительный тип! — по-французски шепнул Дмитрий своему приятелю.
— Не будь чистоплюем, Дима, — шепотком же отвечал ему Юсупов, — нам именно такой и нужен... Скажите, друг мой, — по-русски обратился он к Дзержинскому, — у вас большой опыт в подобных делах?
— Да уж не маленький, — усмехнулся Дзержинский. — Не беспокойтесь, сделаю в лучшем виде. От меня не уйдет. В ватерклозете спрячется — и там замочу. Только, пожалуйста, половину денег — авансом.
— Хорошо. — Юсупов твердым, холодным взглядом посмотрел в глаза Дзержинскому. — Вашей целью будет... Григорий Распутин. Вам известно, кто мы?
— Это меня не интересует, — ответил Дзержинский. — Называйте себя как хотите. Для меня вы — заказчики. Кстати, имейте в виду, что тип за соседним столиком — английский шпион.
— Это же Сомерсет Моэм, беллетрист! И он ни бельмеса не понимает по-русски.
— Вы думаете? — усмехнулся Дзержинский.
— Так, может, вы и его возьметесь ликвидировать? — деловито спросил Пуришкевич. Он не любил англичан и считал, что антирусский штаб заседает именно в Лондоне.
— Ни в коем случае, — возразил Юсупов. — Во-первых, выйдет международный скандал, во-вторых, я против убийства деятелей искусства... («Ну и дурак», — подумал Дзержинский.) ...А в-третьих, я люблю англичан. Прекрасная нация. («Дерьмо, а не нация», — подумал Дзержинский, который обо всех нациях, кроме собственной, был примерно одинакового мнения — хотя русские, пожалуй, были все-таки хуже остальных. Хуже русских были только евреи и цыгане.)
— Тогда взять его в долю? — предложил деятельный Пуришкевич. — В случае чего можно будет все свалить на англичан.
«А вот это умно», — подумал Дзержинский и сказал:
— Это дело ваше, берите этого англичанина, если хотите, но делиться я с ним не собираюсь. Итак, вы согласны предоставить для мероприятия ваш дом? — спросил он сиятельного тезку.
— А где-нибудь в другом месте вы не можете это осуществить? — поморщился Юсупов.
— Это займет слишком много времени. Вы сами знаете, как его охраняют.
— Что ж, я согласен. У меня внизу неплохой подвал. Повар хранит там картошку, но я попрошу его освободить помещение.
— Отлично. Однако не продолжить ли разговор в более уединенном месте?..
Расплатившись, все четверо заговорщиков вышли в снежную, сырую ночь. Англичанин следовал за ними на некотором отдалении, старательно изображая пьяного... «Театр», — брезгливо подумал Дзержинский. «Бремя страстей человеческих», — думал Моэм. Луна, отдаленно напоминающая шестипенсовик, сквозь тучи мрачные желтела.