Как— то вечером мама приехала с работы очень оживленная. После ужина она спросила, как дела в институте. Я вяло ответила общими фразами.
— Знаешь, дочка, — ласково сказала она, — последнее время ты выглядишь подавленной. Я не лезу к тебе с расспросами, так как считаю, что, если человек хочет поделиться, он сделает это сам. Но я понимаю, что, к сожалению, ты не всегда все можешь мне сказать. Я предполагаю, это из-за истории с отцом… К тому же давно не вижу и ничего не слышу про твоего нового мальчика. Вы поссорились?
— Я очень тебя люблю, — сказала я.
— И я тебя! — ответила она. — Ладно, дочка, не буду больше лезть к тебе в душу. Извини!
— Мам, ты только не обижайся! — виновато произнесла я. — Понимаю, что ты хочешь как лучше, волнуешься за меня. Но какие-то вещи я пока не могу тебе сказать. Я просто не в состоянии все это обсуждать.
— Хорошо, хорошо, — после паузы сказала она. — Знаешь, я хочу, чтобы на Новый год ты как следует отдохнула. Отвлечешься от своих дум, переосмыслишь все, и тебе станет легче, вот увидишь!
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я.
— Хочу отправить тебя на эти дни в путешествие, — радостно заявила мама. — Это всегда было самым лучшим способом вылечить любую хандру.
— Но я хотела встретить Новый год в деревне! Мы же собирались поехать к бабушке! Ты сама говорила, что купим петарды и устроим фейерверк в огороде на радость соседям. Я думала, что проведу там все новогодние праздники.
— Ну к бабушке ты всегда успеешь! — заметила она. — Тут такое дело, Лада. Есть возможность поехать тебе в Лиллехаммер. Это в Норвегии.
— Куда?! — изумилась я, глядя на ее сияющее лицо.
— Понимаешь, у нас были сложные роды, роженице уже за сорок… в общем, я ей помогла… ну не в этом суть. Ее старшая дочка замужем за норвежцем и постоянно живет в этом самом Лиллехаммере. Вот они тебя и пригласили на неделю. Понимаешь, она мне так благодарна, чуть ли не памятник обещала золотой поставить. Неудобно было отказываться. Посулили самую настоящую новогоднюю сказку. Это же горнолыжный курорт.
— А, припоминаю, там одна из зимних Олимпиад проводилась в 90-е годы, — пробормотала я. — Но почему меня-то?
— Я не могу поехать, работы много, — сказала мама. — Некому дежурить, все молодые стремятся взять отгулы и уехать, так что первые дни после Нового года будет, как всегда, жарко. Новорожденные-то отгулы не берут и хотят появиться в положенный срок, — пошутила она, и я вяло улыбнулась. — Поэтому я отказалась, но предложила, чтобы поехала ты. Дочке ее всего двадцать, так что общий язык вы найдете, я думаю. Так как?
Я посмотрела на ее простоватое, но милое лицо, на блестящие от восторга глаза и вдруг поняла, что мама из кожи вон лезет, чтобы доказать мне, что она ничуть не хуже отца может устроить мне феерические каникулы. А так как ее финансовые возможности не шли ни в какое сравнение с его, для нее подвернувшийся вариант был идеален.
— К тому же мы платим лишь за билеты, а все остальное они берут на себя, — добавила она словно в подтверждение моих мыслей. — Ну и на карманные расходы получишь энную сумму. Лада! Новый год в Норвегии! Что может быть лучше? Фотоаппарат возьмешь!
— Я больше не хочу им пользоваться, — хмуро сказала я.
— Ну прекрати! — огорчилась она. — Такой максимализм выглядит довольно неумно.
— А мне плевать! — резко ответила я. — Я вообще его продать собираюсь, а вырученные деньги пожертвую в какую-нибудь благотворительную организацию, к примеру, жертвам насилия.
— Ну ладно, ладно, — примиряющим тоном заговорила она, — не кипятись! Поступай как знаешь! Так что насчет поездки? Я звоню и соглашаюсь? А то время поджимает. Документы нужно оформлять, билеты покупать и все такое. А потом ты вернешься и поедешь в деревню. Так что все успеешь.
Я смотрела на нее и понимала, насколько это для нее важно. Мама всегда жила скромно, и ее это устраивало. Она не гналась ни за богатством, ни за славой, после развода не искала престижного мужа, но я видела, что такая жизнь ее вполне устраивает. И она находилась в гармонии с собой. История с отцом, мой отказ признавать даже его существование, а не то что общаться с ним, вызвали бурю в ее устоявшемся мире. Кроме этого, она теперь единолично отвечала за мой отдых. Раньше отцу не возбранялось устраивать мне каникулы по его вкусу. А он любил размах. Мы ездили и в Венецию, и в Мадрид, и в Таиланд, не говоря уже о нашей стране. Кстати, этот Новый год он планировал провести со мной в Париже. И мама это знала.
— Хорошо, я поеду, — наконец согласилась я. — И спасибо тебе огромное, мамуля!
Я обняла ее и поцеловала в щеку. И тут же заметила, как повлажнели ее глаза, а лицо вспыхнуло румянцем.
Время до поездки пролетело незаметно. 29 декабря был последний учебный день. В Осло я вылетала на следующий день поздно вечером. Но проснувшись утром 30-го, я долго лежала в постели и смотрела в потолок. Настроение оставляло желать лучшего. Я тщетно пыталась связаться в эти дни с Грегом, сообщить ему, что уезжаю. Но через Интернет это было невозможно, так как он удалил все контакты и пока их не восстановил, а его телефон был постоянно «вне зоны». Я знала о его способностях, поэтому могла особо не суетиться. Ведь если Грег захочет, то всегда может узнать, где я и что со мной. А раз он все еще никак себя не проявил, значит, или не мог, или не считал это возможным в данный момент. Я успокаивала себя такими рассуждениями, но в душе изнывала оттого, что он исчез и я не могу с ним связаться.
— Хватит мучиться! — сказала я и соскочила с кровати. — Нужно действовать!
Я умылась, наскоро позавтракала. И отправилась искать дом Грега. Правильность моих действий не вызывала сомнений. И я хотела лишь одного — как можно скорее его найти.
«А то сегодня вечером я улечу в Норвегию, — рассуждала я, стремительно идя к метро, — вернусь только 5 января. И что же, все это время не знать покоя? Я должна его найти! Должна поговорить… И я так безумно скучаю по нему! Лишь бы быть рядом! И даже если его не окажется в квартире, то, может, Рената будет у себя, зайду к ней. В крайнем случае хоть что-то выясню у консьержа».
Дом Грега я нашла на удивление быстро, хотя в тот единственный раз, когда я была у него в гостях, мы приехали на машине. Словно какое-то звериное чутье вело меня, и я безошибочно свернула с улицы Новокузнецкой в нужный переулок и довольно скоро оказалась в нужном дворе. Я сразу узнала помпезную современную высотку и остановилась, закинув голову и изучая окна.
«Там консьерж, — вспомнила я, — и довольно строгий. Он меня не пропустит. Нужно придумать, что ему сказать. Буду его умолять пропустить меня!»
И я решительно двинулась к подъезду. Нажав кнопку «Вызов консьержа», я быстро сказала, что иду к Григорию. Дверь открылась, я проникла внутрь. Консьерж стоял у меня на пути как монумент и, поздоровавшись довольно вежливо, тут же начал выяснять, к какому конкретно Григорию я иду. Я растерялась, так как не знала ни фамилии Грега, ни номера его квартиры. Консьерж уже сдвинул брови и смотрел на меня с крайним подозрением. В этот момент открылся лифт, и появилась Рената.