Она сделала пометку и попросила объяснить подробнее. Я рассказала, как Джозеф нападал на тех, кто нарушал правила.
— Аарон тоже был вспыльчивым, но скрывал это. Большинство ему верило. Кстати, была еще одна девушка, Ива, она уехала…
Я замялась. Надо ли говорить о моих страхах? Мне не хотелось показаться сумасшедшей.
— А можно узнать, объявляли ли ее в розыск? Она была родом из Альберты.
Я не помнила этого названия, пока не произнесла его. После этого я рассказала все, что помнила об Иве, добавив, что ее внезапный уход показался мне странным.
— В те времена многие подростки путешествовали, — сказала она. — Жили то с одними людьми, то с другими.
— Конечно. Просто мне было бы легче, если бы я знала, что с ней стало.
Мне снова вспомнилось, как Аарон наблюдал за их с Робби ссорой. Потом я вдруг вспомнила, что когда Аарон нагнал нас в тот вечер у реки, то был весь мокрый и грязный. Из-за работы в амбаре или по другой причине? Что он делал?
— Мы наведем справки. Но это займет какое-то время — слишком давно все было. Надеюсь, что она жива-здорова и живет в Калифорнии.
Я тоже на это надеялась.
После полицейского участка я направилась в наш старый дом по западному берегу озера. Нам принадлежала пара акров земли, граничащих с древними железнодорожными путями. После смерти матери папа несколько лет жил здесь один. Робби навещал его каждую неделю и однажды нашел мертвым в кресле. Отцу принадлежало некоторое количество ценных бумаг — они пошли на оплату моего образования, а Робби досталась земля с домом. За последние два года я приезжала сюда всего пару раз, и мы с Робби судорожно пытались найти хоть какие-то темы для беседы.
Последний раз я видела Робби год назад. Мы обменялись парой слов на Рождество — он, как обычно, отмечал его с друзьями. Я всегда отправляла ему на праздники посылки с разными лакомствами. Когда Лиза еще жила дома, Робби приезжал к нам на Рождество и День благодарения. Он с жадностью поглощал еду и начинал коситься на дверь — но Лизу он всегда любил. В детстве она звала его дядей Вобби и всюду за ним таскалась. Он катал ее на маленьком экскаваторе, где оба сидели с напряженными лицами и не произнося ни слова.
До тридцати лет Робби в основном работал на лесозаготовительную компанию, после чего приобрел собственное оборудование и открыл свое дело. Сейчас ему принадлежала компания по прокату экскаваторов, и он преуспевал — настолько, насколько стремился. Деньги никогда его особо не интересовали. После смерти Пола я как-то раз отправилась в Шониган — просто, чтобы отвлечься от бесконечных мыслей. Робби строил на участке каменную стену — он снес старый амбар, и на его месте теперь стоит мастерская. Я стояла под холодным дождем и наблюдала, как уверенно он двигает рычагами, как ковш подхватывает и осторожно перекладывает валуны.
«Залезай», — сказал он и показал мне, как управлять рычагами и педалями. Когда я немного приноровилась, он спрыгнул и принялся наблюдать, как неловко я дергаю за ручки и стучу ковшом об землю. Он смеялся и показывал жестами, как надо действовать, а потом сказал, что у него дела, и ушел. Некоторое время я в одиночестве орудовала экскаватором и чувствовала, что впервые за долгое время действительно контролирую происходящее. У меня по лицу катились слезы. Я обернулась и увидела, как издалека за мной наблюдает брат. Когда я закончила, руки мои не гнулись от холода, и он показал, как греть руки над выхлопной трубой. Мы ни слова не сказали ни о Поле, ни о других событиях, но домой я ехала, впервые за несколько месяцев испытывая умиротворение.
Робби отремонтировал дом — здесь появились новая алюминиевая крыша, новая веранда и кедровая дранка на стенах. Не застав его дома, я отправилась в мастерскую. Немецкая овчарка с лаем бросилась в мою сторону. Я протянула руку, чтобы пес мог меня обнюхать.
— Привет, дружок, — поздоровалась я, и он ткнулся холодным носом мне в ладонь.
Робби вышел мне навстречу — на нем была зеленая клетчатая рубаха, которую на острове носили все с лесопилки, и черная бейсболка.
— Привет, что-то случилось?
Мой приезд не разозлил, но удивил его.
— У меня тут были дела по соседству. А это кто? — Я указала на собаку.
— Хмель.
Он стащил кепку и убрал со лба влажные от пота волосы. Они у него поседели, как и у меня, но, в отличие от большинства его ровесников, оставались густыми. Поджарый и широкоплечий, он все еще был привлекательным мужчиной, даже несмотря на морщины. Раньше я надеялась, что он встретит кого-нибудь и остепенится, но мой брат оказался убежденным холостяком.
— Когда ты его завел?
— В прошлом году. Кто-то его выбросил.
Мне стало грустно — мы с братом общались так редко, что я даже не знала, что он завел собаку.
— Мне надо с тобой поговорить. Есть время?
— Да. Пойдем в мастерскую, там теплее.
Пока я разглядывала календарь с изображениями полуголых девушек, Робби вынул из старого холодильника банку пива и предложил мне. Я отказалась. Он вскрыл ее, сделал глоток и плеснул немного в миску у верстака. Хмель тут же принялся лакать.
— То есть имя ему дали не зря, — рассмеялась я.
— Он обижается, если с ним не поделиться, — сообщил Робби, вытащил упаковку жвачки и взял одну пластинку.
Я увидела знакомый зеленый логотип — это была никотиновая жвачка.
— Ты бросил курить?
Я была изумлена. После того как умер наш отец, я так боялась потерять последнего своего родственника, что постоянно приставала к Робби с просьбами бросить курить и доканывала его медицинскими фактами, пока он не замыкался в себе.
— У Хмеля от дыма было раздражение, — с некоторым вызовом сказал он.
Я сдержала улыбку, а Хмель посмотрел на меня так, словно хотел сказать: вот именно, теперь я тут главный.
— Так о чем ты хотела поговорить? — спросил Робби.
Мне не хотелось продолжать.
— Помнишь, я несколько лет назад ходила к гипнотизеру, чтобы вспомнить, что случилось в коммуне?
— И что?
Голос его звучал настороженно, шея напряглась. Он отхлебнул пива.
— Недавно ко мне поступила пациентка. Она жила в коммуне у реки Джордан, ее возглавляет Аарон Куинн. Сейчас она называется «Река жизни». Теперь это крупная организация.
— Мать говорила, что они туда переехали.
Его не удивило мое сообщение, и я подумала, а не следил ли он за ними все эти годы.
— Да, мне она тоже об этом говорила, но больше ни о чем.
— Ей не нравилось, когда ты начинала расспрашивать обо всей этой херне.
Они меня обсуждали? Хотя прошло уже много лет, меня по-прежнему задевала мысль, что он знал мать лучше, был с ней ближе, чем я.