— Когда она тебе об этом сказала?
Он пожал плечами.
— Когда ты приезжала, то вечно начинала выведывать о чем-нибудь или указывать, что ей делать с отцом или с домом.
Я попыталась оправдаться.
— Я спрашивала только для того, чтобы разобраться в себе, а советы давала, чтобы помочь.
Помню, как тяжело было вывести мать на серьезный разговор. Она вечно повторяла, что прошлое надо оставить в прошлом. Но самой ей это вряд ли удавалось.
Он нетерпеливо тряхнул головой.
— Дело не в этом, просто ты все время давила на нее, и она расстраивалась.
Мне вспомнился последний наш разговор перед ее смертью, и меня охватило чувство вины. Неужели я так ее расстроила? Что она говорила Робби? Он на это намекает?
— Я на нее не давила! — воскликнула я. Это было очень знакомое чувство — попытка оправдаться перед братом.
Он снова хлебнул пива.
— Очень даже давила, просто сама этого не видишь. Мы-то не тупые. Мы видели, чего ты добиваешься.
Он облокотился на скамью.
Я почувствовала раздражение и обиду. В моем мире было принято делиться своими чувствами, но выросла я в среде, где это считалось проявлением слабости. В семье у нас держали все в себе.
Но я приехала не для того, чтобы спорить с братом. До этого мгновения я не осознавала, что приехала за поддержкой, — хотя сложно было ожидать поддержки от брата, с которым мы вот уже несколько десятилетий были чужими людьми. Мысленно я сделала шаг назад и сосредоточилась на своей цели.
— Ты прав, извини. Я иногда начинаю давить на людей. Мне надо тебе кое-что рассказать насчет Аарона…
Следующий шаг был нелегким. Я умирала от смущения при одной мысли о необходимости поделиться подобным с братом. Мучительная перспектива, но вся эта история была мучительной — и сам поступок Аарона, и необходимость говорить об этом. Гнев помог мне наконец произнести:
— Он насиловал меня.
Робби глядел на меня с ошеломленным видом. Рука с банкой пива замерла на полпути ко рту. У меня все внутри пересохло, и мне захотелось вырвать у него эту банку. Затем его лицо стала заливать красная волна, он выпрямился и расправил плечи, словно готовясь к драке.
— Вот тварь! Когда это было?
Я была готова к недоверию или гневу с его стороны, поэтому его реакция стала неожиданной. Меня охватило облегчение — оказывается, все это время я подозревала, что он знал о происходящем. Что именно из-за этого он и стал избегать моего взгляда.
— Когда он учил меня плавать. И еще несколько раз. Я только недавно об этом вспомнила. Поэтому я к тебе и приехала. Я заявила в полицию.
— Думаешь, это хорошая идея? — спросил он. — Прошло столько времени, эта история может выйти тебе боком. Всю жизнь сломать.
На лице его было написано беспокойство.
— Это было необходимо, — твердо заявила я, и пусть только попробует сказать, что я не права. — Еще я собираюсь поискать другие его жертвы. Ты не помнишь, как он вел себя с другими девочками?
Я вспомнила девочку, с которой мы играли в прятки. Где она теперь, что Аарон с ней сделал?
— Нет. — Он по-прежнему выглядел напряженным. — Он перетрахал всех в округе, но с детьми я его не видел.
Голос его звучал резко, обрывисто.
— Ты не замечал, что он странно ведет себя со мной?
Робби покатал банку пива между ладонями.
— Я часто видел тебя с ним, но думал, что он тебе нравится.
Меня бросило в жар. Все, кто жил тогда в коммуне, могли бы сказать то же самое: они думали, что он мне нравится.
— Когда мы познакомились, он мне понравился, но потом он перешел все рамки. А ты не знаешь, кто-нибудь из коммуны еще живет в Шонигане?
Робби покачал головой и отхлебнул пива.
— Вряд ли. Тут большинство городских, они сбегают сюда на выходные.
Его слова напомнили мне о другом побеге.
— Я рассказала полицейским об Иве. Они проверят, не объявляли ли ее в розыск.
— А с чего ты взяла, что она пропала? — удивленно спросил он.
— Мне кажется странным, что она уехала, не попрощавшись, поэтому они пообещали, что поищут ее.
Я не знала, стоит ли делиться своими подозрениями: а вдруг я спешу с выводами? Поэтому я просто добавила:
— Здорово было бы поговорить с ней, расспросить, что она помнит.
— Я считаю, не надо расспрашивать всех об Аароне, — встревоженно заявил Робби. — Они хрен знает чем промышляли и, возможно, по-прежнему промышляют. Держись от них подальше.
Хмель заскулил, и Робби потрепал его по холке. Он явно нервничал.
— Поэтому таким хищникам все и сходит с рук: все боятся сказать лишнее, боятся, что им не поверят. Я тоже этого боюсь, но все равно: могут быть и другие жертвы, и его надо остановить.
— Если теперь это большая организация, у тебя могут быть проблемы.
Я начала сердиться. От своего брата я ждала поддержки, а не увещеваний.
— Спасибо за заботу, но я прекрасно понимаю возможные последствия. Свой выбор я сделала. Мне просто надо было узнать, что ты помнишь.
— Ничего, и я не собираюсь разговаривать с копами. И нечего их на меня наводить!
Это было как пощечина. Я и не думала ничего подобного.
— Мне пора, — сказал он. — Надо на работу.
Хмель навострил уши, подбежал к черному пикапу, на боку которого красовалась надпись «Экскаваторы Джегера», и принялся гавкать на пассажирскую дверцу.
Робби последовал за ним. Потом обернулся ко мне. Вид у него был очень серьезный.
— Это осиный улей. Держись от них подальше. Аарон ублюдок, но тебе пора забыть об этом и продолжать жить.
Продолжать жить? Я втянула воздух. Это был неожиданный удар.
— К тебе это тоже относится. Почему ты застрял тут? Мать с отцом уже давно умерли.
Не знаю, почему я это сказала. Хотя на самом деле знаю: потому что он сделал мне больно. Но еще больнее было видеть, как он краснеет, как смотрит на меня. Он открыл пассажирскую дверцу, и Хмель запрыгнул в пикап. Робби сел на водительское место и, не глядя на меня, завел двигатель. Автомобиль взревел и, разбрасывая гравий, тронулся с места. Хмель высунул голову из окна и сердито облаял меня на прощание.
На обратном пути я злилась и жалела о своих словах. Я собиралась отправиться прямиком в Викторию, но мне пришлось вернуться в деревню, чтобы заправиться. Ожидая, пока ко мне подойдут, я смотрела на местный магазин — кремовое деревянное здание с синей отделкой. Здесь моя мать когда-то познакомилась с жителями коммуны. Мне стало жутко, когда я вспомнила, как тревожилась в тот день, какими дурными предчувствиями мучилась. Теперь к магазину пристроили маленькую веранду, где, несмотря на холод, устроились какие-то подростки — они курили, смеялись и строчили сообщения на телефонах.