Женщина со светлыми, высоко начесанными волосами, в немыслимом пуловере продавала туфли и сунула ему под нос лакированные балетки, всего за 20 000 лир, летняя распродажа. Они подходили Мариэтте, которая явно ждала, что он привезет ей какой-нибудь подарок. Она дулась и хотела поехать с ним. «Я могу спрятаться в отеле, — сказала она, — и, когда ты ей все скажешь, мы с тобой немножко покатаемся по окрестностям». Но он хотел поехать один: Лиза обладала шестым чувством на такие вещи, она бы сразу заметила, что он приехал не один. Рихард намеревался обернуться за один день, только сказать: «Лиза, между нами все кончено, я хочу развестись с тобой, собственно, мы уже развелись, ты можешь вернуться в нашу квартиру, я оттуда съехал, я живу с другой женщиной». Она бы заплакала, он немножко посидел бы с ней, а потом уехал. Так он все это себе представлял.
Он купил розовые балетки 38-го размера. Такой размер носила Лиза, а у Мариэтты была приблизительно Лизина фигура, они ей определенно подойдут. А если нет, мир от этого не рухнет, подойдут какой-нибудь другой женщине.
У сырного прилавка ему кивнул толстый продавец с ножом в руке, на кончике которого сидел кусочек на пробу. Рихард нехотя подошел поближе, взял кусочек, его принудил к этому настойчивый кивок головы, но ничего не купил. Он сожалеюще пожал плечами. «Турист, — сказал он, — отель». Продавец рассмеялся, покачал головой: «Ну ладно, non fa niente, хороший сыр, formaggio buono, nostrano, здешний». Его жена была маленькая и узкокостная, и как это только они спали друг с другом? Рихард не спал с Лизой уже больше года: боялся, вдруг она забеременеет. Он знал такие случаи, многие женщины беременели, чтобы удержать ускользающих мужчин. Он был настороже и избегал ее, а она становилась все молчаливее и однажды перенесла вторую подушку из их спальни в его кабинет, где он уже много месяцев спал один. Об этих вещах никогда не говорилось вслух, они просто происходили.
У прилавка с инструментами он остановился надолго. Здесь сидел старик и курил, и рядом с ним все еще висел портрет папы Иоанна XXIII, а ведь с тех пор были избраны два новых! Два? Или один? Он в этом не очень хорошо разбирался. Вспомнилось только, как Лиза, когда теперешний папа приземлился в Колумбии, показала на телевизор: «Посмотри-ка, как называется его „воздушный гигант“?» Он назывался «Пастырь-1». Она обращала внимание на такие вещи. Мариэтта была совершенно другая. Непоседливая, веселая, немножко наивная, Мариэтта хотела видеть мир таким, каким видел его он. Ей только что исполнилось двадцать, и она еще удивлялась всему на свете. Это доставляло ему удовольствие, он чувствовал себя молодым рядом с ней, во всяком случае, моложе своих сорока.
Инструменты были хорошего качества и фантастически дешевые. Рихард выбрал гаечный ключ, который давно был ему нужен. «Как это называется по-итальянски?» — спросил он мужчину, а тот ответил: «Inghlese. Questo e un inghlese». — «Francese! — сказал Рихард. — Француз!» — «Inghlese!» повторил мужчина, англичанин, и они оба засмеялись. Он купил этот гаечный ключ и побрел дальше, к прилавку, где стояла красивая молодая женщина в сером жакете и зеленой шали. Он улыбнулся ей и увидел ее собаку, красивую со светлыми глазами. «Красивый зверь», — хотел он сказать и поднял голову, но на женщине была уже голубая шаль. Этого не могло быть, она не могла так быстро, буквально за секунды переменить шаль — и тут он увидел другую, это, оказывается, близнецы, — и он засмеялся, ошеломленный. Женщины засмеялись в ответ, а он пошел дальше и на одном прилавке обнаружил точно такую же джинсовую куртку на подстежке из меха белого ягненка, какую видел в шкафу в доме. Она была совершенно новая, с неоторванным ценником. Он давно хотел такую, он купит ее себе, а та, что в шкафу, принадлежала, вероятно, Уте или Вальтеру. Маленький толстый продавец знал пару слов по-немецки. «Я Германия, — кричал он. — Прекрасно, Баден-Баден, трахать, бордель хорошо, Баден-Баден, дорого, дорого!» Рихард подтвердил, что Баден-Баден действительно особенно дорогой город, ему нужно было поехать в бордель в Карлсруэ, meno caro не так дорого, Баден-Баден casino, therme, caro, caro! «Sisi, — кивал коротышка. — Бордель caro, трахать caro, pero bello». Он снизил ему цену за куртку, и на сэкономленные деньги Рихард купил на прилавке, где продавались ужасные телефоны из оникса, бусы из шлифованного стекла для Мариэтты. Он поймал себя на мысли о Лизиных украшениях: старая золотая цепь его матери, швейцарские часы, кольца, гранатовый браслет — кто будет все это носить? Мариэтта? Лизина сестра? О Боже, ему еще столько предстояло помимо обычных формальностей! Ее платья, ее обувь, ее книги, картины, фотографии, ее личные бумаги — как быть со всем этим? Человек сгнил и развалился, но вещи его остались.
Рихард пошел в ресторан и выпил в баре кофе-эспрессо и рюмку граппы. Официант показался ему манерным и чванливым, не было меню, а то бы он здесь перекусил. Но Рихард ненавидел забегаловки без меню, ему всегда казалось, что его там тем или иным способом обязательно надуют. Он не мог найти спички. Не оставил ли он их на мусорной свалке? Во внутреннем кармане голубой куртки, которую он давно не надевал, Рихард обнаружил свое письмо к Лизе. Он написал его вскоре после ее отъезда, но забыл отослать, там все равно не было ничего существенного, скучные повседневные мелочи. Он не был мастером писать письма, и, собственно, не было ничего, что бы он ей должен был или хотел сообщить, кроме его отношений с Мариэттой. Но про это не в письме. Он боялся, что она что-нибудь с собой сделает, такая одинокая, там, в чужом доме. Лучше он приедет сам, чтобы здесь на месте ей все сказать, и это было бы оптимальным выходом. Если бы она еще до этого не ушла насовсем, тихо по своему обыкновению.
Один уходит, другой приходит. Рихард выпил еще немножко граппы и порадовался предстоящей встрече с Мариэттой и их будущему ребенку.
Эльке Хайденрайх — исключительно популярная в современной Германии писательница. Ее читают мужчины и женщины, богатые и не очень, молодые и старые. Широкая публика — вот что свято для Хайденрайх, а так называемый интеллектуальный дискурс ей чужд. Основа ее успеха в неповторимом стиле, органично соединившем индивидуальность писательницы и ее эпоху. Особенно любят ее книги те, о ком она в основном пишет, — люди, которым сегодня 45–50 лет. А более молодые читатели знакомятся в ее рассказах с поколением своих родителей, которое, оказывается, не так уж и плохо, как им представлялось, и вызывает не раздражение, а сочувственную улыбку.
Для защиты своего стиля Эльке Хайденрайх не нуждается в литературоведческих теориях. Ее тексты читаются как бы сами собой. Ее юмор заразителен, а темы вечны — она пишет о встречах и расставаниях, об одиночестве, о подступающей старости, о крахе любви, о стремлении начать все сначала, о смерти. Писательница предпочитает повествование от первого лица, хоть новеллы ее и не автобиографичны. Ей нет нужды переживать написанное в действительности — она живет в своих рассказах.
Эльке Хайденрайх, по образованию филолог, изучала германистику и театроведение. С 1970 года Хайденрайх избрала путь независимого литератора, однако постоянно сотрудничает с различными телеканалами и радиостанциями и известна в Германии не только как прозаик, но и как журналистка, телеведущая, литературный критик. В настоящее время Хайденрайх живет в Кельне, много и плодотворно работает: она автор сценариев нескольких телефильмов, радиопьес, есть у нее и пьеса для театра «Предприятие „Ноев ковчег“». По ее сценарию поставлен фильм «Когда наступает зима» немецкого режиссера П. Верхувена.