– Мне понадобилось гораздо больше, чем три года, но в то время я еще об этом не догадывалась. К тому же я верила в то, что мы тогда делали. Лагерь мира стал моим домом. Но всегда подсознательно, особенно когда по ту сторону забора появлялись новые лица, новые американцы, я думала, что, может быть, это вернулся ты. Вдруг не все, что ты говорил, было ложью?
– Ты была так молода, Полли! Я думал, что ты меня забудешь через неделю!
– Я думаю, что молодые – самые уязвимые в любви. Они еще не выучили свои уроки. Несомненно, ты преподал мне очень хороший урок.
– Я очень сожалею, – снова тихо сказал Джек.
– И именно для этого ты теперь вернулся? Чтобы выразить свое сожаление?
– Да, если это поможет. Если это то, что ты хочешь услышать.
У обоих старая рана начала болеть с новой силой.
– Я не желаю… – внезапно закричала Полли. Но тут же себя остановила. Даже в этот крайне напряженный эмоциональный момент она знала, что не должна забывать о молочнике. Она понизила голос до резко-громкого шепота: – Я ничего не хочу от тебя слышать! Я вообще не хочу от тебя ничего! Час тому назад я спокойно спала! Зачем ты сюда явился, Джек?
Опять этот вопрос, на который он не хотел отвечать.
– А собственно… почему бы и нет? Как ты сама сказала, мы с тобой формально так никогда и не расстались, значит, ты все еще моя девушка… – Джек засмеялся каким-то деревянным смехом. – Ты всегда любила повторять, что никогда не пойдешь на поводу у общества и не станешь оформлять свои отношения с другим человеком в соответствии с принятыми условностями.
– Если в отношениях возникла пауза в шестнадцать лет, это не значит, что они вне всяких условностей, это значит, что они закончились!
– Я подумал, что тебе будет приятно меня увидеть.
Почему он решил, что она ничего не понимает?
Если забыть про некоторые вещи, то ей действительно приятно его видеть. Если забыть вообще про все, то она очень рада. И тут, взглянув на Джека, она была поражена, какой усталый у него вид, почти измученный.
– Ты случайно не голоден? – спросила она. – Может, ты хочешь чего-нибудь поесть?
– Да вроде нет, – ответил Джек.
– Это хорошо, потому что у меня в доме практически ничего нет. То есть, конечно, кое-что есть, но это нельзя назвать настоящей едой. Оно лежит в морозильнике и называется «Еда на двоих».
– На двоих? – заинтересовался Джек.
– Да нет, я же тебе говорила, что здесь больше никого нет.
Джек сурово посмотрел на Полли, и она почувствовала, что ей следует дать некоторые объяснения.
– Это только так называется «Еда на двоих», а на самом деле она на одного. Ее нужно положить на тостер или шоколадный бисквит. Она называется «на двоих», чтобы человек не чувствовал себя слишком уж жалким, когда заходит за покупками в супермаркет… Можно представить себе, что он действительно не один.
Ее слова звучали так печально. Можно сказать, что Полли снова призналась в своем одиночестве. Не в позитивном одиночестве, так сказать самодостаточном, а в том, которое означает, что нет никого, с кем бы она делила свою жизнь. Абсолютное одиночество. Ее признание повисло в воздухе как тяжелая туча. Полли ободряюще улыбнулась и постаралась смягчить впечатление от своих слов.
– К тому же каждый раз, когда это покупаешь, можно обманывать продавца. Замороженная еда на двоих, мадам? Да, конечно, разумеется. У меня такой страстный и прожорливый любовник. Мы обожаем разогреть эту лапшу в микроволновой печи после целой ночи непрерывного траханья.
– Но какого же черта такая красивая женщина, как ты, осталась одна? – спросил Джек с искренним удивлением.
– Мужчины побаиваются одиноких тридцатилетних женщин. Они думают, что у них наверняка где-то уже есть ребенок или что на втором же свидании они посмотрят на свои биологические часы и объявят: «Мой бог! Как много уже времени! Быстро сделай мне ребенка, а то скоро станет совсем поздно!»
– Ты не должна была остаться одна! Ты просто была ленивой. Не делала никаких усилий.
Кем это он себя воображает? Может быть, ее матерью? Он бы еще сказал, что у нее замечательные волосы и что она обладает яркой индивидуальностью!
– То есть как это «не делала никаких усилий»? А что, по-твоему, я должна была делать? Стоять голой посреди улицы с высунутым языком и с табличкой «Вы найдете здесь то, что ищете»? Я хожу в пабы, на вечеринки. Я даже записалась в агентство знакомств.
Последние слова Полли произнесла с вызовом. Ей потребовалось настоящее мужество, чтобы записаться в это агентство. Некоторое время назад она даже помыслить не могла, что такое с ней может случиться. Она знала, что думает Джек. То же самое, что и все думают в таких случаях. Как грустно. Как удивительно. Какая жалкая участь. Никогда бы не подумал, что она окажется в такой безнадежной ситуации. Через несколько месяцев после записи в агентство она добралась до конкурса «Брак тысячелетия». Этот факт она скрывала, как нечто постыдное и темное. Не разболтала о нем ни единой душе. А потом в один прекрасный день решила выступить с прямо противоположной позиции. Выступить как одинокий человек. Одинокий человек, который пытается решить эту свою проблему. С тех пор у Полли вошло в обыкновение рассказывать об этом всем людям подряд при каждом удобном случае.
Например, в магазине: «Два килограмма моркови, пожалуйста, грейпфрут, и, между прочим, я записалась в агентство знакомств».
Или на работе: «Все правильно, но перед тем, как мы выступим с докладом о гендерной дискриминации в ясельном воспитании, все должны узнать, что я записалась в агентство знакомств».
Идея заключалась в том, чтобы, открыто принимая свое положение, преодолеть смущение и стыд. Чтобы ее гордая честность научила людей видеть в ее решении этой проблемы разумную попытку справиться с ответами на социальные вызовы в обществе с возрастающей фрагментарностью. Эта тактика, разумеется, не сработала, но Полли продолжала стойко ее придерживаться.
– Агентство знакомств! – произнес Джек тем же тоном, к какому обычно прибегала ее мать. – Это же сумасшествие! Ты просто ребенок!
– Знаешь, Джек, чтобы быть одинокой, вовсе не обязательно иметь три головы, жевать не переставая чеснок и иметь сезонный билет на «Речные танцы». Нужно только одно – быть одинокой. Встречаться со множеством людей, с которыми тебя сталкивают обстоятельства, и ни с одним из них не вступать ни в какие отношения.
Полли знала, что ее нельзя назвать непривлекательной. Она не была социально неприспособленной. Она просто была одинокой. И к ее удивлению, те мужчины, с которыми знакомило ее агентство, были точно такими же. Такими же одинокими, как она. Вся беда заключалась в том, что этот факт повисал в воздухе при каждом новом знакомстве как какое-то ядовитое облако. Обычно Полли сидела и думала: вот, он совсем неплохо выглядит, у него даже хорошие манеры… но он же одинок! Почему он одинок? Она чувствовала себя не в силах преодолеть непроизвольно возникшее подозрение, что, в отличие от нее, этот человек вряд ли является безвинной жертвой переменчивой судьбы и что, скорей всего, для его одиночества имеются веские основания.