Окрась это в черное | Страница: 12

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ты слышал. Я хочу связать и заточить себя.

– Соня...

– Проклятие, говори же цену!

– Детка, не надо лишних слов.

Я вздыхаю и кладу на стол коробочку.

– Принесла из самых ценных своих приобретений. Волосы сбриты с головы Теда Банди перед посадкой на электрический стул, засохшая кровь – со стен дома Ла-Бьянки, стреляная винтовочная гильза – с травянистых холмов, а в портсигаре – то, что осталось от пениса Распутина. Товар качественный, подлинность гарантирую. И все это твое, если сделаешь то, что я сказала.

Мальфеис колеблется, барабаня когтями по столу. Такая близость людских страданий и зла его заводит.

– Ладно, сделаю. Но я не беру на себя ответственности за то, что с тобой станется.

– Об этом я тебя и не прошу.

– Соня, ты уверена, что хочешь все это проделать?

– Меня трогает твоя заботливость, Мэл. Нет, правда.

Демон качает головой, не веря.

– Нет, на самом деле ты через все это хочешь пройти?

– Кажется, я это уже сказала.

– Соня, ты понимаешь, что, когда ты окажешься внутри, тебе никак не выбраться, если кто-то не сломает печать?

– Возможно.

– Никаких тут «возможно» не будет! – передразнивает он меня.

– Чары, которые ты применяешь, – для пут и заточения вампира, так?

– Конечно. Ты же вампир.

Я пожимаю плечами:

– Отчасти. И я больше не дам этой части причинять вред кому бы то ни было. Либо сдохну, либо не дам.

– Ты же там будешь голодать!

В том-то и смысл.

– Ладно, детка, как скажешь.

Я обнимаю себя за плечи, глядя в открытую дверь морозильника для мяса. Там темно и холодно, точь-в-точь как у меня на сердце.

– Ладно, поехали.

Мальфеис кивает, достает свечи, бутылки с нефтью, куски черного мела и флаконы белого порошка – все это он принес в кожаном саквояже. Я глотаю слюну пересохшим горлом и шагаю внутрь ячейки. Тяжелая дверь закрывается за мной с мягким и глухим стуком.

Из дневников Сони Блу.

~~

Мальфеис зажег свечи и запел глубоким звучным голосом, рисуя на внешних стенах ячейки причудливый узор. Пение стало быстрее, напряженнее, и демон смазал нефтью ручку и петли двери. Щелкнул электрический разряд, дверь засветилась синим огнем.

Заклинания Мальфеиса потеряли сходство с человеческой речью и достигли кульминации. Демон насыпал на порог полоску белого порошка, составленного в равных частях из соли, песка и молотых костей некрещеных младенцев. Потом отступил оценить дело рук своих.

Для человеческого глаза это выглядело бы как уличные граффити по всей нержавеющей двери – только и всего. Но глаза Притворщика, глаза, привычные к Реальному Миру, увидели бы загораживающее дверь переплетение веве – полуразумных защитных символов из сил вуду. Пока эта картинка останется на месте, сущность, известная под именем Сони Блу, не выйдет из холодной темноты морозильника.

* * *

Мальфеис собрал инструменты в саквояж. Остановился перед выходом со склада, обернулся через плечо:

– Прощай, детка. С тобой приятно было общаться.

– Я ищу Мэла.

Бармен оторвался от бланка ставки и хмуро глянул на Джада. Оценив его немытые волосы и четырехдневную щетину, кивнул в сторону задней кабинки.

Джад никогда раньше не заходил в «Монастырь». У забегаловки была репутация одного из самых противных – и небезопасных – мест во всем Квартале, и теперь стало ясно почему. Кабины вдоль стен когда-то были церковными кафедрами и скамьями. На штукатурке намалеваны святые, осыпавшиеся в разной степени. Мадонна с почерневшей кожей, покрытой проказой времени, глядела бессмысленными синими глазами со стены над стойкой бара. В руках у нее был такой же обшарпанный Младенец Иисус, и поднятые пухлые ручки кончались обрубками. В таком месте не особо повеселишься.

Он подошел к последней кабинке и заглянул внутрь. Там сидел лишь пухлый мужчина средних лет, одетый в кричащий костюм. Он курил сигару и заполнял бланк ставки.

– Извините?

Человек в кричащем костюме оторвался от своего занятия и приподнял кустистую бровь.

– Извините, я ищу Мэла...

– Ты его нашел.

Джад заморгал, не понимая.

– Нет, боюсь, что это ошибка. Он темнокожий, с косицами...

Человек улыбнулся. Нельзя сказать, чтобы на это было приятно смотреть.

– Садись, парнишка. Он сейчас будет.

Не совсем понимая, что происходит, Джад сел на скамью напротив.

Пожилой мужчина наклонил голову, показав лысину, и сгорбил плечи. Пальцы, потом руки его задрожали, кожа потемнела, и все тело вдруг заколыхалось. Раздался шорох сухой травы на ветру, и из головы полезли толстые черные косицы, раскачиваясь, как гнездо змей. Пораженный Джад мог только смотреть.

Мэл поднял глаза и ухмыльнулся в тридцать два зуба, подергивая ворот водолазки.

– А, да. Вспомнил я тебя. Сонин ренфилд.

– М-моя фамилия не Ренфилд.

Мэл равнодушно пожал плечами:

– Ладно, так чего ты хотел бы, парнишка?

– Я ищу Соню. И не могу ее найти.

– Она не хочет, чтобы ее находили.

– Но я должен ее найти! Понимаете – должен!Пока она не натворила глупостей. Не убила себя, быть может! Мэл посмотрел на юношу повнимательнее.

– Расскажи-ка подробнее.

– У нас – между нами – кое-что случилось. Она винит себя, что сделала мне больно. Пару дней назад она мне написала. – Джад вытащил из заднего кармана письмо и показал Мэлу. – Вот, прочтите.

Мэл вытащил бумагу из конверта, как гурман вытаскивает из раковины улитку. Развернул письмо, отметив отсутствие подписи и мазки крови по краям.

Джад,

Я никогда себе не прощу того, что с тобой сделала. Это не я с тобой так поступила, прошу тебя, поверь мне. Это она. Она – это та, кто заставляет меня убивать и причинять боль людям. Тебе. Я обещаю, что никогда больше не позволю ей никого тронуть, никогда. Тем более тебя. Я сделаю то, что должна была сделать еще давно, пока она не стала такой сильной, такой опасной. Такой неуправляемой. Сейчас она сыта и спит у меня в голове. Когда она поймет, что я собираюсь сделать, будет уже поздно. Я хочу убить ее. Может быть, за это мне придется заплатить и своей смертью, но это риск, на который я иду. Я не дам ей больше никого обидеть, будь она проклята! Джад, я люблю тебя. Порошу тебя, верь мне. Не пытайся меня найти. Беги, пока еще можешь.

Она не понимает! – Джад готов был расплакаться. – Я ее простил. Я люблю ее, черт меня побери! Я не могу дать ей умереть!