Реформатор | Страница: 86

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Такая власть, сделал вывод Никита уже в третьей статье с грозным библейским названием «Изблюю из уст своих», которую напечатал не в «Провидце», а — по протекции отца — в «Прогрессивном гороскопе» — обречена во времени и пространстве, потому что является объектом (и субъектом) внутри самой себя, а не народа. Никита сравнил существовавшую тогда в России власть с фантомом, вирусом, поразившим систему управления организмом.

Никита высказал мнение, что скоро всему этому придет конец. Слишком уж крутой обжорный темп взял вирус. Никакой организм не выдержит.

Савва же, прочитав статью, заметил, что, во-первых, фантомы и вирусы — категории разного порядка. Во-вторых же, они как раз и есть самые непобедимые долгожители, для которых не суть важно, жив организм или мертв, поскольку они паразитируют как на энергии жизни, так и на энергии распада. Причем, если вирусы «работают» внутри конкретных организмов, то фантомы «организуют» среду, не относящуюся к полосе опережающего забвения, то есть главенствуют в мире. А когда Никита попросил это доказать, Савва с готовностью ответил, что иначе бы человеческая цивилизация не летела, как на крыльях, к концу, истребляя вокруг себя все живое, отравляя атмосферу, уничтожая леса, превращая землю в кладбище ядерных и прочих отходов. Кто-то бы обязательно положил этому конец.

«Вырвавшись из полосы опережающего забвения?» — уточнил Никита.

«Скорее, прорыв под ней туннель, — предположил Савва, — а может, перелетев через нее по высочайшей стратосферной дуге».

«Значит и… Бог в полосе опережающего забвения?» — шепотом поинтересовался Никита.

«Не знаю, — честно ответил Савва. — Если бы я знал это наверняка, моя жизнь не имела бы смысла».

«Вот как? — удивился Никита. — Разве плохо сидеть в белых одеждах у ног Господа своего?»

«Не в этой жизни, — усмехнулся Савва. — Если мир подчиняется Его воле, что и зачем тогда я со своими жалкими идеями? Если не подчиняется — что и зачем тогда этот мир?»


…Жизнь в стране тем временем как будто превратилась в сценарий, причудливо сплетенный из трех статей Никиты, при том, что сам автор был абсолютно невидим стране в полосе опережающего забвения и опережающего же (neverending, как sweet-life у президентской команды) унизительного, мелочного, так сказать, беспокоящего наказания.

Лишившегося стипендии Никиту таскал по судам некий гражданин Мамедов, усмотревший подрыв своей деловой репутации в статье «Вор исторического времени». Оказалось, что этот самый гражданин Мамедов издавал журнал «Историческое время», учрежденный Всероссийским обществом «Ретро», сокращенно — ВОРом. Каждое утро, Никита обнаруживал в почтовом ящике все новые и новые повестки, как будто у российских судов всех инстанций, включая Верховный и Арбитражный, не было дел важнее, чем защищать деловую репутацию гражданина Мамедова. На которую Никита и не думал покушаться, так как, сочиняя статью, понятия не имел, кто такой гражданин Мамедов и какая у него деловая репутация.

Он решил написать четвертую статью. Даже название придумал — «Что после ничто?».

Но что-то все время отвлекало.

Никита пожаловался отцу.

Тот, приложив палец к губам, подвел его к окну, показал на стоявший внизу микроавтобус с тонированными стеклами.

«Там внутри генератор, — одними губами прошептал отец, — торсионных полей. Направленное излучение дезорганизует мыслительный процесс, опустошает сознание, а потом как бутылку наполняет его печалью, тревогой и тоской. Действует на индивидуальных частотах, которые определяются с помощью энцефалограммы. Чем интеллектуальнее человек, чем сильнее у него воля, тем насыщеннее поток гамма частот. В принципе, они могут наслать что угодно, но самое отработанное у них — печаль, тревога и тоска. Рядовое облучение превращает человека в безвольное рефлексирующее ничтожество, сильное — толкает на суицид. Это они со мной воюют, но видимо у нас с тобой резонирующие биополя, ты тоже чувствуешь».

После чего отец отправился на кухню, извлек из холодильника бутылку водки, налил полную стопку, с видимым удовольствием выпил, закусив заранее приготовленным бутербродом с икрой.

«Алкоголь нейтрализует воздействие поля, — объяснил отец. — Лучше всего, конечно, ракия или текила, но водка тоже годится. А если еще закусываешь икоркой… — покачал мужественно противостоящей воздействию неведомого поля головой. — А ты думаешь, почему Россия спивается?»

Никита посмотрел на микроавтобус с тонированными стеклами и совершенно явственно разглядел подобно моллюску, осьминожьему щупальцу прилепившееся к стеклу белое женское бедро, а там и оплетающее его, как морское растение, волосатую мужскую руку.

Никита вдруг понял, что в действительности все гораздо проще.

Он сам не знает, что будет после ничто.

Он боится того, что будет после ничто.

И не он один не знает, не он один боится.

Так все (без исключения) люди боятся смерти, потому что не знают, что такое смерть.

Вот почему многие (иногда сами того не сознавая) делают все, чтобы ничто длилось вечно. Потому что оно ассоциируется у них с жизнью, а что будет после него — со смертью.

Получалось, что их согласие, готовность длить (терпеть) ничто было последним ресурсом государства, власти, того мира, который называется Россией.

Но ничто не могло длиться вечно.

Никита собирался написать в статье, что поначалу от президента, как водится в России, ожидали всего. Затем — хоть чего-то. И, наконец — ничего. Что президент уходит в свистящуюся расширяющуюся пустоту неисполненных (обманутых) ожиданий, хотя еще и цепляется ногами за краешек «чего-то».

Что пока еще народ вкупе с аналитиками, политологами и социологами тупо вслушивается в его бессмысленно правильные слова, самостоятельно истолковывает его бездействие, но запас истолкований тает, как куча снега на солнце. Что вскоре президент останется наедине с собственной властью, которая предстанет… ничем, потому что он не управляет ни событиями, ни людьми. Такая (висящая в пустоте) власть не может (рано или поздно) не уничтожить его самого, ибо власть и ничто, как известно, несовместимы, точнее совместимы, но на очень непродолжительное время.

Никита хотел написать, что, как ни странно, во всем этом присутствует определенная логика. Она присутствует во всем, что на первый взгляд вне логики, особенно же в том, что именуется хаосом и распадом. Процесс хаоса, распада можно уподобить химической реакции, которая не может не дойти до логического завершения. Если в России к данному моменту, хотел написать Никита, полностью скомпрометированы идеи: социальной справедливости, государства, армии, материнства и детства, образования, законопослушания и так далее, то сейчас настала очередь компрометации последней и самой живучей российской идеи — идеи власти.

Далее Никита намеревался совершить стремительный, как разящий удар гладиаторского меча, экскурс в историю. Что может помешать русскому народу чтить и бояться любую, облаченную во властный пурпур, свинью? Только одно — очевидная разница в масштабе стоящих (при жизни данного поколения) перед страной проблем и личностью властителя. Вот почему народ в свое время не пожалел помазанника Божьего — царя Николая Второго, не защитил отпустившего его, народ, на свободу (опустившего в свободу) Горбачева. Народ впадает в неистовство, когда видит, какая слабая, ненадежная, никакая стоит между ним и грядущими испытаниями защита (преграда) — личность властителя.