— Сегодня утром мы выносим обвинительный акт по делу об убийстве судьи Раймонда Фосетта и миссис Наоми Клэри, — медленно начал Мамфри взволнованным голосом, выше его нормального тембра на две октавы. Он часто проигрывал даже верные дела, которые сам себе отбирал, и привык к критике, называвшей его слишком пугливым и негодным для этой должности. Некоторые считали, что за свою тусклую десятилетнюю карьеру он провел слишком мало времени в зале суда, отсюда и такие невпечатляющие результаты.
Взяв текст акта, он поднял его повыше, как будто хотел, чтобы присутствующие смогли сами его прочесть.
— В этом обвинении два пункта, оба — убийство. Обвиняемый — некий Куинн Эл Рукер. Заранее объявляю о своем намерении требовать по этому делу смертного приговора.
Эта фраза должна была произвести на собравшихся драматическое впечатление, но Стэнли опоздал. Зал уже ахнул от выведенной помощником на экран большой черно-белой фотографии Куинна. Наконец-то мир увидел убийцу судьи и его секретарши. Виновен!
Зачитывая свои записи, Стэнли поведал биографию Куинна и сумел создать впечатление, что тот совершил побег с единственной целью — отомстить судье. В этом месте Виктор Уэстлейк, несший караул у его плеча, свел брови и заглянул в его листок. Но Стэнли не унимался: чуть ли не пуская пузыри умиления, он восхвалял своего ненаглядного друга и наставника Раймонда Фосетта, его незабвенное наследие и так далее. Дрожащим голосом он говорил о той невероятной чести, которой является для него эта ответственность — справедливо покарать за «отвратительные преступления». На зачтение обвинительного заключения хватило бы двух минут, после чего можно было бы разойтись. Но нет, стоя перед такой толпой, ощущая на себе взоры миллионов зрителей, Стэнли счел необходимым закатить длинную речь о правосудии и войне с преступностью. После нескольких пространных отступлений он вернулся к изначальной теме — но уже пришла пора закругляться. Он пропел осанну Виктору Уэстлейку и всему Федеральному бюро расследований за их труд — «сверхчеловеческий, неутомимый и блестящий».
Когда он наконец умолк, Уэстлейк поблагодарил его — то ли за то, что словоизвержение иссякло, то ли за щедрые похвалы. Будучи более опытным, Уэстлейк проговорил пять минут, умудрившись вообще ничего не сказать. Он выразил признательность своим сотрудникам, высказал уверенность, что дело раскрыто, и пожелал успеха обвинению. Когда он закончил и сделал шаг назад, кто-то из репортеров выкрикнул вопрос, но нарвался на «без комментариев» Уэстлейка и жест, означавший, что время вышло. Стэнли не был готов расстаться с камерами и еще несколько секунд глупо улыбался толпе, словно говоря: «Вот он я!» Уэстлейк что-то шепнул ему на ухо.
— Спасибо, — пробормотал Стэнли и попятился. Мероприятие завершилось.
Я смотрю пресс-конференцию в номере мотеля «Бест вестерн». Меня посещает мысль, что при таком обвинителе, как Стэнли, у Куинна может появиться шанс выпутаться. Впрочем, если дело дойдет до судебного процесса, то Стэнли скорее всего отойдет в сторонку и выпустит вперед кого-нибудь из своих матерых помощников. Сам он продолжит красоваться перед прессой, заботясь о повышении, а серьезную процессуальную работу доверит профессионалам. Если дело затянется, Стэнли вообще может лишиться этой должности. Он служит четыре года, как и президент. В том случае, когда Белый дом перейдет в другие руки, все федеральные прокуроры будут назначаться заново.
Пресс-конференция завершается, на экране появляются «говорящие головы» Си-эн-эн, а я принимаюсь щелкать каналами. Ничего интересного. Вооруженный дистанционным пультом, я полностью подчиняю телевизор своему контролю. Освоиться с вновь обретенной свободой очень просто. Спи, пока не проснешься. Носи что хочешь — правда, выбор еще ограничен. Самое главное, больше нет сокамерника и не надо ни с кем делить объем десять на двенадцать футов. Я уже дважды измерил длину и ширину номера: тридцать на шестнадцать футов, считая ванную, — настоящий замок, и я в нем барон.
Ближе к полудню мы выезжаем. Теперь наш путь лежит по федеральной автостраде номер 79 на юг. Через три часа мы уже в аэропорту Чарлстона, Западная Виргиния и расстаемся с агентом Крисом Хански. Он желает мне всего хорошего, я благодарю его за заботу. Мы с Пэтом Серхоффом летим в Шарлотт, Северная Каролина. У меня нет документов, но Служба федеральных маршалов и авиакомпания объясняются между собой понятным только им шифром. Я просто иду за Пэтом. Честно говоря, садясь в маленький самолет, я испытываю радостное возбуждение.
В Шарлотте большой, современный, просторный аэропорт. Я два часа стою в огромном стеклянном аквариуме-накопителе, наблюдая за вылетающими и прибывающими пассажирами. Я теперь один из них, свободный человек, и скоро смогу просто подойти к стойке и купить билет, куда захочу.
В шесть десять вечера начинается посадка на прямой рейс до Денвера. Шифр маршала срабатывает в этот раз еще лучше: мы с ним садимся рядышком в кресла первого класса — надеюсь, налогоплательщики от этого не обеднеют. Я прошу пива, он — имбирный эль. На ужин дают жареного цыпленка с подливкой. Большинство пассажиров просто утоляют голод, но для меня это пир. Я беру бокал «Пино нуар» — первый глоток вина за много лет.
После пресс-конференции Виктор Уэстлейк и его помощники переместились за четыре квартала, в адвокатскую контору Джимми Ли Арнольда. Они представляются секретарше, ждавшей их приезда, та ведет их по узкому коридору в просторную переговорную и предлагает кофе. Предложение отклонено.
Джимми Ли был легендой среди адвокатов-криминалистов Роанока и уже двадцать лет участвовал в войнах с наркотиками и пороком. Четырьмя годами раньше он защищал Джекила Стейли, племянника Куинна Рукера. Подобно многим героям-одиночкам, заглядывающим в бездну «дна», Джимми Ли был заметной личностью: длинные седые волосы, ковбойские сапоги, пальцы в кольцах, очки в красной оправе. Относясь к ФБР с подозрением, он тем не менее их принял. Сколько таких визитов он пережил за долгие годы!
— Итак, вы добились обвинительного акта, — сказал он, поприветствовав гостей.
Кратко изложив обвинение против Куинна Рукера, Виктор Уэстлейк сказал:
— Несколько лет назад вы защищали его племянника Джекила Стейли.
— Было дело, — подтвердил Джимми Ли. — Но с Куинном Рукером я не встречался.
— Надо полагать, представлять парня вас наняла его семья или банда?
— Что-то в этом роде. Это был частный контракт, а не судебное назначение.
— С кем из членов семьи вы имели дело?
Настроение Джимми Ли изменилось. Он достал из кармана пиджака диктофон.
— На всякий случай, — сказал он и нажал кнопку. — Лучше под запись. Вас трое, я один. Хочу быть уверенным, что мои слова не будут искажены. Не возражаете?
— Нет, — ответил Уэстлейк.
— Хорошо. Итак, вы спросили, с кем из членов семьи я имел дело, когда был нанят представлять интересы Джекила Стейли.
— Именно.
— Не уверен, что могу на это ответить. Защита конфиденциальности клиента. Может, объясните, почему вас это интересует?