На снимке сидели в профиль темноволосая женщина и двое детей лет десяти. У всех были конские хвосты.
— Так они захотели, — сказал Макдональд с улыбкой.
— Как в полиции.
— Упрямая команда.
— Двойняшки?
— Да.
— Вылитая твоя правая сторона.
— Это из-за прически.
Дальше они ели молча. Макдональд взял обоим кофе. После Макдональд повез Винтера в отель. На Кромвель-роуд они попали в пробку.
— Это не город, а задница, — сказал Макдональд. — По крайней мере когда ты за рулем.
— Я люблю сюда приезжать. Это один из редких истинно цивилизованных городов на земле.
— Я знаю, ты просто любишь наши сигары.
— Я люблю разнообразие выбора.
— О да. Большой выбор разнообразных убийц, насильников, наркоманов и сутенеров.
— А еще футбольных команд, ресторанов, концертных залов. И народ, приезжающий со всего света.
— Это правда. Вечная империя. Хотя теперь это называется содружество народов.
— Ты бы мог жить где-нибудь еще?
— Я и так живу не в Лондоне. Я живу в Кенте.
— Ты ж понимаешь, о чем я, Стив.
— Нет.
— Что — нет?
— Я не представляю, чтобы я жил в другом месте.
— К тому же у вас весна, когда у нас еще зима.
Винтер заскочил в отель, вынес сумки, и Макдональд снова вывернул на шоссе А4. Проехали Хаммерсмит, повернули на М4. Винтер смотрел в окно на город. В Остерли-парке мальчишки играли в футбол, ветер развевал волосы. Все было как всегда. Мужчины тащили за собой гольф-карты. Вдалеке проехали три всадника, Винтер не разобрал, женщины или мужчины. Последняя лошадь подняла хвост и опорожнилась, очень элегантно, не нарушая ритма шага.
Рингмар ждал в аэропорту Ландветтер. Винтер замерз, выйдя из терминала. Медлительная весна застряла где-то в море и еще не добралась до Скандинавии.
— Мы его отпускаем, — сказал Рингмар.
Винтер промолчал.
— Но у него нет алиби.
— Хоть это хорошо.
— Ни на какой случай.
— Ясно.
— Мы проверили в «САС» — в те дни он не работал.
— Что-нибудь еще?
Они ехали по трассе, в двух милях впереди сверкал огнями Гетеборг.
— Он был в Лондоне, когда убивали в Лондоне, и в Гетеборге, когда убивали в Гетеборге.
— Что он сам говорит?
— Что он живет обычной жизнью. Стирает, готовит, ходит в кино.
Рингмар забарабанил пальцами по рулю, подгоняя движение.
— Никаких зацепок в его рассказах?
— Нет, и он по-прежнему спокоен.
— Вы не смотрели, работал ли он на рейсах, которыми летали мальчики?
— Смотрели.
— И?
— Он был на всех рейсах.
— Это слишком хорошо, чтобы было правдой…
Рингмар обогнал еще один автомобиль. Винтер потер глаза. В самолете он отказался от еды и кофе и полчаса поспал.
— Все строится на подозрениях квартирного воришки, — сказал Винтер.
— Это не первый раз, когда мы раскрываем дело подобным образом.
— Утечек не было?
— Мы старались. Чтобы не запороть потом опознание.
— Да, этого мы никак не можем себе позволить.
Размахивать фотографиями обвиняемых до официального опознания свидетелями на очной ставке — смертельный грех, считал Винтер. Это рубить сук, на котором сидишь. Однажды они проводили опознание по фотографиям, предъявив свидетелю десять снимков, но это очень рискованно.
— Мы все должны делать по правилам, — сказал Винтер и вспомнил Стенли-Гарденс.
— Мы забирали его ключи, но не успели тщательно проверить его квартиру. Взглянули бегло.
— Я сейчас туда поеду. Мы должны успеть.
— Если мы действительно хотим что-то о нем узнать, мы должны его арестовать и попытаться разговорить вместе.
— Что говорит Биргерсон?
— Он сказал прокурору Вэлде, что перестанет с ним разговаривать, если тот не выдаст ордер.
— Угрожал, значит.
— Стуре тоже ведь очень рискует. Вэлде может принять это за обещание раскрыть дело. Но все-таки он хочет иметь достаточно веские основания.
— У нас их нет, — сказал Винтер.
Рингмар запарковался у здания полиции. Винтер снова был дома. Он вышел из машины, разминая затекшие ноги.
— Кстати, как дела у Бергенхема? — спросил он.
Рингмар запер машину.
— Рыщет, как охотничья собака.
— С каким результатом?
— Говорит, ждет, пока ему назовут какое-то имя.
Винтер бродил по двушке Викингсона. Квартира оставляла впечатление временного пристанища.
«Для чего ему это могло понадобиться, — ломал голову Винтер. — Что-то тут не сходится. Мы не видим чего-то чертовски важного. Моя интуиция не обманывает».
Он поискал в ящиках. Квартира в Лондоне была обитаема, но в этой все выглядело совершенно безжизненным. Стены выталкивали его наружу. Был ли здесь вор? Впрочем, воры очень наглые. «Что я ищу? — думал Винтер. — И где бы я хранил важные вещи во временной квартире? Бумаги? Пленки? Адреса? Счета? Где, где всё? Куда я все положу, чтобы не торчало на виду, если я предполагаю, что никто не вломится ко мне тайно?»
Винтер стоял в полупустой спальне. Кровать, бюро, стол и телефон на стуле. Книжная полка.
Телефон на стуле. Те-ле-фон.
Сюда звонили. Викингсон звонил. Винтер вспомнил схему Солнечной системы в коридоре у Макдональда. Телефонные разговоры как орбиты спутников над западным полушарием. Фиксирование малейшего чиха в трубке.
Это вариант, подумал Винтер. Если Викингсон невиновен, они могут помочь ему это доказать.
Винтер еще раз осмотрелся. Голые стены без картин, у одной из них стоял комод, оказавшийся тут явно случайно. Ящики выдвигались неохотно, недовольно скрипели. Нижний ящик не открылся. Пытался ли его открыть тот полицейский, что приходил до него? Винтер потянул изо всех сил, ящик вылетел из пазов, и Винтер упал, потеряв равновесие. Он почувствовал себя идиотом. И так реально ощутил на себе чей-то взгляд, что обернулся. Никого не было.
Ящик оказался пуст.
Он оглядел комнату, не вставая с пола, в необычной перспективе. Над бюро висело зеркало. Что-то торчало между зеркалом и стеной. Ему повезло, что свет был направлен именно туда.