– Помо… – Рот мне тут же зажали.
– Голубушка! – прошипел Ярый. – Я же говорю: брось это дело! Не серди меня, деточка!
Он так больно сжал мне руку, что на глазах у меня выступили слезы.
– Н-не буду… больше…
– Вот и славненько. – Он подтолкнул меня. – Иди же!
Они вели меня к машине, стоявшей между гаражей. Это был здоровый черный джип с тонированными стеклами. Когда мы оказались возле джипа, мои спутники немного замешкались, и я решила воспользоваться моментом: дернулась назад и пнула Ярого в пах. Он с громким вскриком скрючился: мое нападение было для него неожиданным, видимо, он посчитал, что я больше не стану сопротивляться водворению в машину. И тут я завопила:
– Спасите!..
Толстяк вновь навалился на меня всей своей тушей и зажал мой рот рукой. От его пальцев пахло воблой, я укусила его, но тут на мой затылок обрушилось что-то тяжелое, и я потеряла сознание.
В машине я немного пришла в себя. Дорога была ужасная, нас все время трясло. Я была крепко зажата между Сычем и Толстяком, который окинул меня диким взором маленьких злых глазок. Руки мои были крепко связаны.
– Пришла в себя? Ну-ну!
Ярый, сидевший за рулем, повернулся ко мне.
– Я же говорил: без фокусов! – И он врезал мне правой рукой, оторвав ее от руля, изо всех сил по лицу. Теплая кровь наполнила рот, я сплюнула, и мой кровавый плевок пришелся на брюки толстяка. Он достал из кармана платок и вытер колено.
– Ты что, опять за свои штучки взялась? Пришью, сука, на месте! – прошипел Ярый.
Ужасно хотелось плакать, но я сдерживалась.
– С тобой, кажись, по-хорошему… А ты!..
– Ага! По-хорошему… Напали – и везете непонятно куда! Говорю же русским языком: где Моршанов, я не имею ни малейшего понятия! Сама за этим сюда и приехала. А вы мне не верите…
– Посмотрим, верить тебе или нет.
– У меня рука сломана!
– Ни хрена у тебя не сломано, иначе ты орала бы как резаная.
– Куда мы едем?
– Здравый вопрос! Только отчитываться перед тобой никто не станет. Маленько подержим тебя в хороших условиях, авось ты и расколешься. Ну а ежели нет – не твои проблемы! И мы постараемся по-быстрому решить свои дела.
Я повернула голову направо, за окном тянулся лес. Меня тошнило, сильно болела голова, приложил меня кто-то из этой троицы крепко. Примерно через двадцать минут – полчаса машина свернула на проселочную дорогу. Деревья подступили ближе, затем дорога вильнула еще раз, и Ярый резко затормозил.
– Приехали!
Меня выволокли из машины. Прямо перед нами были железные ворота. Ярый достал сотовый и кому-то позвонил. Ворота со скрежетом распахнулись, и я увидела невысокого небритого мужичка в кепке.
– Доставили? – спросил он, оглядывая меня с головы до ног.
– Ага, – хохотнул Сыч. – Принимай товар с доставкой!
– Примем.
Он отошел с Ярым в сторонку и о чем-то с ним переговорил.
Затем они вернулись ко мне, и Ярый качнул головой:
– Шевели ножками. Да поживее!
Дом был одноэтажным, к нему вела заасфальтированная дорожка. Участок зарос травой, по краям его высились раскидистые плодовые деревья. На крыльце я споткнулась, но Сыч поддержал меня.
– Чего такое? – спросил Ярый, он шел впереди.
– Споткнулась.
– Уже ножки заплетаются? Рановато!
Мы вошли в небольшое помещение, где стояла железная кровать, один сломанный стул и валялась пара ящиков в углу.
– Садись сюда! Пока тут побудешь! – скомандовал Ярый.
– Пока – это как долго?
– Пока не станешь хорошей девочкой. Я смотрю, с тобой возни много… Непорядок.
– Вы просчитались. Я ничего не знаю о Моршанове, вам нужно бы потрясти других людей.
– Может, подскажешь, каких, если ты такая умная?
– Не подскажу. Если бы я сама знала…
– Ну и посиди тихо. Авось что-то и вспомнишь. Память свою освежишь.
Рядом с Ярым встал небритый мужичок в кепке.
– Анатолий! С этой девки глаз не спускать! Понял?
– Чего ж тут не понять!
– Она брыкается, кусается и вообще способна на все. Так что имей в виду!
– Понял.
Они ушли. Я осталась одна. Руки мне связали еще в машине, лежать было неудобно: я могла держать их только перед собой. Очевидно, они боялись меня, думали, что я не оставлю попыток сбежать. Но в голове моей так шумело, навалилась такая страшная усталость… Мне казалось, что у меня выбит зуб. Я провела по десне языком: вроде бы все зубы целы. Тело болело… На меня накатило странное безразличие. Сколько я смогу вытерпеть? И выдержу ли вообще? Что они намерены сделать со мной? Неужели они не понимают, что у меня нет никаких данных о местонахождении Моршанова-Валета? Почему они мне не верят? Я – их единственная ниточка к нему? Сильно же он успел насолить своим дружкам, раз они готовы выколачивать признания у женщины, которая ничего не знает! Впрочем, эта скотина – мой… черт его возьми, муж! – наследила, где только смогла. И желающих найти его и поквитаться немало. Я тоже была в числе желающих. А где же я сейчас? И что сталось с Баклановым? Мой сотовый остался дома, Тата, наверное, безуспешно названивает мне. А если она сорвется и приедет сюда? Ее тоже схватят… Я застонала, осознав, в какую влипла передрягу. И ничем я не помогла Русе, не нашла ее. Только усугубила ситуацию. Но, черт побери, где же Бакланов-то?! Воспоминания о нашей ночи казались какими-то странно далекими, словно ее и не было. Он, наверное, подумал обо мне: вот – скучающая бабенка, которой захотелось мужского тепла и ласки. Что бы там мужчины ни говорили, но они всегда чувствуют эту нашу проклятую женскую слабость: желание получить свою долю нежности и ласки. Нам не нужен «быстрый секс», а если и нужен, то лишь ненадолго. А вот ощущение теплого плеча, поддержки, нежности – это нам нужно всегда. И маемся мы, бабы, все ищем это плечо…
Мысли мои неожиданно приняли другой оборот. Я вдруг подумала: как же я одинока! И если я завтра умру, то кто обо мне вспомнит? Родных у меня нет. Ни семьи, ни детей… Тата – да, вспомнит, всплакнет… Но у нее – своя жизнь: улетит она в Америку и все забудет. Бакланов, если он жив, – ну… я останусь для него эдаким приключением-однодневкой. Кто еще может меня вспоминать? Руся? Но где она… О том, что Руси может и не быть в живых, мне даже не хотелось думать. Эти мысли я гнала от себя прочь всеми силами, не позволяя им проникнуть в душу.
Я незаметно для себя уснула, несмотря на то, что все тело ныло, голова была тяжелой, а мрачные мысли не собирались меня покидать…
Проснулась я оттого, что кто-то легонько затормошил меня, и открыла глаза.