И тут я открыла рот: мне вдруг не хватило дыхания. В кресле сидел Слава и держал на коленях Русю, приставив к ее горлу нож.
– Ну… Привет! – усмехнулся он. – Здравствуй, женушка! Долго же ты добиралась до меня… А вот и наша дочка… – указал он лезвием на Русю. – Живая-здоровая! Пока что.
– Ру…ся… – выдавила я.
Глаза девочки были расширены от ужаса.
– Поздоровайся с мамочкой, Света! Мамочка тебя все-таки нашла… Мамочка хорошая!.. Какого черта ты сюда заявилась?!
– Я пришла за ней, – кивнула я на Русю.
– Ты ее не получишь. Папаша умер, и деньги с него уже не слупишь. Оставлять ее в живых нет смысла.
Лицо Руси было мертвенно-бледным, губы ее шевелились, как будто она что-то шептала про себя. Девочка была одета в серые брючки и светлую футболку с ярко-синей бабочкой на груди. Это я купила ей эту футболку! Сердце мое екнуло и ухнуло куда-то вниз.
– Отпусти ребенка, подонок! А потом мы с тобой поговорим.
– Нам с тобой разговаривать не о чем. И ее я не отпущу. Клади на пол пистолет, живо! Кидай его мне. Ногой! А то я… – И он крепче прижал нож к Русиной шее.
– Тихо! – Я положила на пол пистолет и поддела его носком туфли. Он откатился к ногам Моршанова. – Не трогай ее! Чего ты хочешь?
– Ты здесь не одна? – спросил он.
– Не одна.
– Я хочу спокойно уйти отсюда. Я не трогаю тебя, ты – меня… Скажем так: джентльменское соглашение. Она будет моим гарантом. – Губы Моршанова скривились. – Идет?
– Нет! Отдай ее мне. Зачем тебе Руся? Денег с ее отца ты уже не возьмешь. Он умер.
– Я знаю. Я пытался наладить контакт с теми, кому достались его акции, но он либо был банкротом, либо хорошо спрятал свои капиталы. Никто ничего не знает, и девчонка никому не нужна.
– Так отдай ее мне, – повторила я. – Для чего ты ее сейчас держишь?
– Я же говорю: она – гарант. Неужели не ясно?
– Не ясно!
Моршанов слега шевельнул ножом, и лицо Руси исказилось еще сильнее.
Во рту у меня пересохло.
– Хо… хорошо! – запинаясь, выговорила я. – Иди вместе с Русей. Только аккуратно! Не причиняй ей боли!
Моршанов встал и поднял с пола мой пистолет.
– Отойди в сторону! – бросил он мне. – Быстро!
Я отошла. Но, когда он проходил мимо меня, я кинулась к нему и схватилась за нож обеими руками. Острая боль пронзила мои ладони, но я не выпустила лезвие.
От боли я качнулась вперед и краем глаза увидела, что Руся ускользнула от этого гада и выбежала за дверь. В следующий момент Моршанов подхватил меня и буквально швырнул на стул.
– Вот теперь ты у меня в руках! И сейчас мы выйдем вдвоем. Ты и я!
Он повертел пистолет в руках.
– Если что… убью на месте, не целясь! Надеюсь, я все доходчиво объяснил? Не слышу ответа? – И он ударил меня по лицу.
Боль вновь обожгла меня, но я вытерпела.
– Доходчиво, – бросила я.
– Как ты меня нашла-то? – в его голосе прозвучали нотки любопытства. – Говорить собираешься? Или мне тебе язык развязать?
Я облизнула губы; во рту у меня пересохло.
– Я… как-то раз услышала, как ты в разговоре упомянул деревню Охмелино, и… – я сглотнула. – Вспомнила это название, нашла его в Интернете и приехала туда. Один дед тебя опознал по старому фото.
– Опа! – протянул Моршанов. – А я-то думал – куда эта фотка делась? Обронил где-то ее, что ли… А ты ее, оказывается, просто выкрала? Ну и ну! – Он покачал головой. – Да, дураком я был сентиментальным! Зачем таскал ее с собой?
Возникла пауза.
– Ладно, давай вперед! И без фокусов! Фокусы уже закончились… Повтори!
– Закончились…
– Так-то лучше.
Мы вышли из дома. Я – впереди, Моршанов – сзади. Он подталкивал меня вперед. Из ладони моей текла кровь, я едва передвигала ноги.
Я увидела Сергея у сарая. Он стоял неподвижно и смотрел на меня, а я – на него. Он вскинул было руку с пистолетом и тут же опустил ее.
– Эй, парень! Бросай пушку, иначе ей не поздоровится. Слышишь? Ну! – приказал ему Петр.
Сергей вскинул руки над головой и бросил пистолет на землю.
Я уже почти теряла сознание от боли, нервного стресса и чудовищного напряжения.
«Кажется, это все, – мелькает в моей голове, – конец! Я так ничем и не помогла Русе…»
Я прошла мимо сарая, чувствуя на себе взгляд Сергея. Бесконечная жалость и нежность… От этой нежности в его глазах у меня едва не разорвалось сердце. Русю я спасла… все же… А вот что будет со мной – об этом мне думать не хотелось, потому что никакой причины оставлять меня в живых я не видела.
Звук внезапного выстрела разрезал тишину, словно лезвие ножа. Я почувствовала толчок в спину и обернулась, чтобы посмотреть на Моршанова. Он упал, раскрыв рот, так и не успев воспользоваться пистолетом. Выстрел оказался метким – в голову, и я вскинула глаза. На крыше дома стояла Руся, сжимая в руке пистолет. Она смотрела на меня.
Я сделала два шага и рухнула на землю.
– Ру-ся! – прохрипела я. – Ру-ся…
И в ответ она махнула мне рукой.
– Чего здесь все-таки не хватает? – Мы сидели на втором этаже моей дачи и дорисовывали нашу картину.
Я две недели провалялась в больнице. Сергей – три. Он был ранен в плечо. У меня в «багаже» имелись нервный стресс, раненая рука, и к тому же я подхватила воспаление легких.
Тата уехала в Америку, но не одна, а с Володей: он собирался открыть там свой бизнес и хотел присмотреться, что и как. Тата сияла, и я подумала, что она-то уж точно заслужила свое счастье. И была искренне рада за нее.
Когда мы оба выздоровели, поехали на дачу. Стояло тихое бабье лето. Виктор Петрович извинился за своего племянника. Ромка куда-то уехал, скрылся – не захотел идти под суд. Полковник жутко сокрушался и чуть не плакал.
– Как же так! – растерянно восклицал он. – Как же так?! Зачем он так поступил?! Не понимаю…
Я думала, что Русе будет неприятно ехать на дачу, откуда ее и украли, но она сжала губы, помолчала и сказала, что хочет туда поехать и дорисовать картину. Ничего страшного, сказала она, все нормально. Не беспокойся, мол. К Русе постепенно возвращалась память. И я очень хотела, чтобы она окончательно выздоровела.
Мы поехали на дачу. Буйство осенних красок было в самом разгаре. У нас на участке пламенела рябина. Руся – я называла ее то Светой, то Русей, она не возражала против этого, – собрала красивый букет из рябиновых листьев и поставила их в вазу.
Мы развернули ватман с картиной и принялись за дело.