Она или действительно не замечала, что ее рассматривают, или привыкла к вниманию, что было не мудрено с такой яркой внешностью и с такими деньгами. Он вспомнил, что Лина обещала ему отвалить пятьдесят тысяч за то, что он вскружит голову этой птичке. Может быть, ему стоит увести эту красавицу от мужа насовсем? Приданое-то очень даже ничего…
Официант подошел, чтобы принять заказ. Роман не спеша отложил карту в сторону.
— Так, мне, пожалуйста, вот этот салат, потом жаркое с грибами… Грибы какие? Трюфели?
— Не знаю… — пролепетал официант. — Хорошее жаркое, мясо свежее, парное, и повар у нас…
— Хорошо, значит, жаркое, — перебил его излияния клиент. — И бутылку «Перье» без газа.
— Пить что-нибудь будете? — вопросил официант, игнорируя воду и быстро строча карандашом в блокноте. — И на десерт?
Роман полагал, что на десерт сегодня у него будет гораздо более аппетитное блюдо, чем «Мулен Руж», поэтому сказал неопределенно:
— Там видно будет. Пить? — Он еще раз взял винную карту, демонстрируя одновременно задумчивость, нерешительность, высокомерие и некоторую брезгливость. Мол, видал я и заведения получше, и меню поизысканней, и прислугу порасторопней. И, кроме всего прочего, в приличных заведениях имеется отдельный мэтр по винам. Но у вас… Ладно уж, какой спрос с провинции! Прислуживающий молодой человек виновато переступил с ноги на ногу. Наконец клиент изрек:
— А вино у вас хорошее?
Гарсон просиял:
— Очень хорошее! Прямые поставки из Франции!
Судя по ценам, поставки были даже и не из Франции, но мелочиться не стоило, тем более что «производственные расходы» шли за счет конторы.
— Бутылку «Кален Сегюр» восемьдесят пятого года, — велел он.
Молодой человек даже шаркнул ножкой.
— Отличный выбор! — И испарился.
Роман расслабился — музыка плыла в зале, слегка приглушаемая колоннами, поддерживающими потолок, и обилием мягких складчатых драпировок. Волны ее то усиливались, то завораживающе сходили на нет. Да, кухня в этом «Париже», может, и не французская, но музыка и женщина… Из собственного опыта он знал, что важен сам момент знакомства, и музыкант за красным роялем был очень кстати. Как и свечи на столе. Ему самому по большому счету наплевать и на музыку, и на свечи, но бабы — это совсем, совсем другой коленкор! Им подавай не переполненный транспорт, а музыку, и свечи, и разговоры. И чем больше, тем лучше. Видно, эта тоже не исключение — сидит, откинувшись на спинку, даже есть перестала. Кстати, какими такими деликатесами она питается, эта хозяйка ресторана «Париж»?
Он скосил глаза в ее тарелку и сначала даже не понял, но затем, разглядев, чуть не свалился со стула. Рыжеволосая красотка ела… овсянку. Просто сваренную на воде овсянку, липкой лепешкой расплывшуюся по дорогой фарфоровой тарелке.
Между тем подавальщик бесшумно поставил ему на стол салат, а второй — значит, специалист по винам все-таки пришел обслужить клиента лично — ловко откупорил бутылку вина, почтительно показал этикетку и плеснул на донышко бокала немного темно-красной жидкости.
Он не спеша отпил, прокатав жидкость по языку, — вино и в самом деле было превосходным — и кивнул. Гарсон налил ровно треть бокала и удалился вслед за первым. У его соседки такая же точно емкость для вина пустовала, а в стакане была вода, которую она несколько раз при нем пила мелкими глотками.
— Раз уж мы волей случая оказались за одним столом, разрешите предложить вам вина, — не спеша, с расстановкой сказал он и плеснул в ее бокал рубиновую жидкость.
Безмерно удивленная, она повернулась к нему и смерила его таким оценивающим взглядом, каким мать невесты на выданье смотрит на нищего голодранца, осмелившегося предложить ее сокровищу руку и сердце. Ничего не ответив, она достала сигарету и вставила в накрашенные бронзово-терракотовой помадой губы. Не дожидаясь, пока она найдет зажигалку, он быстро достал ту, которую специально носил для таких случаев — тонкую, стильную, черного дерева в серебряной оправе, и почтительно щелкнул, добывая для дамы огонь.
Она оценила рвение, выдержала совсем крошечную паузу, которую он тем не менее заметил, и, потянувшись к огню, не спеша прикурила. Глаза же ее при этом неотрывно смотрели прямо ему в глаза, и что это был за взгляд! Таких глаз он не видел ни у одной женщины — прозрачно-янтарные, с золотыми искрами, с трепетно светящимися в каждом зрачке огоньками свечи. Это были даже не кошачьи глаза — это были глаза хищной птицы… Несколько секунд она смотрела, потом отпила глоток из бокала, с гримасой отвращения поставила его на стол и отчетливо выговорила:
— Жуткая дрянь.
Вино было отличное, настоящее французское «Кален Сегюр». В этом он мог бы поклясться. Сколько он выпил его в настоящем Париже! Или же она ничего не понимает в винах, или любит какую-нибудь приторную гадость, банановый ликер к примеру…
— Жаль, что вам не понравилось.
— У нас, по-видимому, разные вкусы. Вы вот трюфели любите.
Она, несомненно, над ним смеется, а сама ест овсянку и запивает ее водой!
— А вы любите овсянку? Что-то я не видел ее в меню.
— Постоянному клиенту тут даже овсянку подают. — Она изящно стряхнула пепел, и кольцо на ее руке вспыхнуло. «Два карата, не меньше», — определил Роман.
На самом деле она терпеть не могла овсянку, но за эту неделю вынужденной ресторанной пищи ее желудок, не привыкший к изыскам, внезапно взбунтовался. Очень озабоченная этим Наталья тут же перезвонила Инне, и та распорядилась готовить для Катерины Александровны диетический стол. Сегодня к ужину это была овсянка. К тому же овсянка, помимо целебного действия на желудок, была очень полезна для кожи. А этот сидит и смотрит, как будто она лягушек живьем ест. Скотина.
На самом деле он был очень даже ничего, этот Роман Юшко. Русые волосы, хороший рост, прекрасная фигура. Зубы вот показал, как лошадь на ярмарке. Глаза серые… мальчишеские какие-то. Взгляд мягкий, даже какой-то робкий. Неужели человек с таким взглядом может вытащить у нее ключи и придушить ее ночью подушкой? Понятно, что и этот взгляд, и вино — это все игра, но все же… Ладно, жаждешь познакомиться со мной поближе? Я тебе подыграю.
— Терпеть ее не могу, — сказала она откровенно, закинув ногу за ногу и слегка покачивая узким носком изящного сапожка.
— А что вы любите?
— Хороший кальвадос. И еще я не люблю нахалов. И людей, которые мыслят штампами. Тем более, ими разговаривают.
Она его подловила! Оказывается, он говорит штампами.
— Но я вовсе не нахал. — Роман обезоруживающе улыбнулся. Улыбка у него тоже была какая-то мальчишеская. И густые волосы немножко вихрами. «Наверное, женщины любят запускать пальцы в такие волосы», — вдруг подумала она, и лицо ее мгновенно изменилось — захлопнулось, как створка раковины, на которую неосторожно нажали грубые пальцы. Резким движением она погасила тонкую сигарету в пепельнице и тут же достала из пачки новую.