Адальбер вернулся к явно встревоженному Альдо и взял его под руку.
– Пойдем в бар, выпьем по стаканчику! Мой мизинец подсказывает, что ты испытываешь в этом острую необходимость.
– А ты нет? Интересно, что нас ждет завтра!
– Примерно восемьсот дорожных знаков! Не стоит беспокоиться заранее! Если бы что-то случилось в доме тетушки Амели, Ланглуа был бы более красноречив. Он грубоват, но не дикарь!
В тот же вечер, часов около одиннадцати, Уишбоун и профессор, снявшие свои маскарадные костюмы, поднялись на башню, один с трубкой, другой с сигарой, чтобы полюбоваться ночным пейзажем, слегка освещенным луной в последней четверти, но не потерявшим своей волшебной прелести. Тонкая серебряная лента скользила по поверхности озера, напоминавшего драгоценный камень в оправе из россыпи огней Лугано, раскинувшегося вдоль его берегов.
– Какое красивое место! – вздохнул американец. – Ваш департамент Луара тоже красив, – поспешил он добавить, опасаясь реакции профессора. – Но когда человек болен, а его помещают в комнату без вида в замке Круа-От, это кажется несколько странным…
– Вы намекаете на старого Катанеи? Вполне вероятно, что его мнения никто не спрашивал. Этого человека привезли в карете «Скорой помощи», никуда не выпускали, это было очень удобно, чтобы избежать любопытных глаз. Но я согласен с вами: определенно намного приятнее уходить в мир иной – если в этом вообще есть что-то приятное, – глядя на такой пейзаж! Тем более что эта вилла симпатичнее жилища феодала, каким бы восхитительным оно ни было! Смотрите-ка! У соседей как будто кто-то зашевелился?
И в самом деле, в двух высоких окнах первого этажа зажегся свет. Невидимая рука открыла одно из них, очевидно, чтобы впустить мягкий ночной воздух, который был напоен ароматом лилий. Спустя несколько мгновений зазвучало фортепьяно, и раздался голос женщины…
Пальцы Корнелиуса сжали чашку курительной трубки. Он как будто узнал голос, пленником которого он был столько дней… Но это было лишь мимолетное впечатление. Всего несколько нот, и голос как будто споткнулся, зазвучал снова, но уже глуше и стал более хриплым. Юбер встревоженно посмотрел на своего друга:
– Вы думаете, что это… Торелли?
– Мне на мгновение так показалось, но теперь…
– Ничуть не удивлюсь, если она окажется здесь.
– Разумеется, но скорее кто-то пытается ее копировать. И мне не знакомы ни эта музыка, ни язык, на котором поет эта женщина…
– Это «Песня Сольвейг» Грига на норвежском языке! Песня о печальной, но не безнадежной любви… Послушайте! Голос хрипит, как будто вот-вот оборвется…
Голос действительно прервался почти сразу же, послышался кашель, крик ярости, потом раздались рыдания, и все смолкло. Чуть позже свет погас, но окно оставалось открытым еще несколько минут. Пока кто-то не закрыл его…
Мужчины какое-то время сидели молча, глядя на виллу, где больше не светилось ни одного огня. Но они видели ее сбоку, и вполне вероятно, свет горел в тех окнах, которые оставались для них вне пределов видимости. И в них могли быть занавешены шторы…
Корнелиус вынул трубку изо рта.
– Мне бы хотелось знать, что происходит в этой лачуге! – процедил он сквозь зубы.
– Мы только что приехали! И раз мы здесь из-за этого, то надо набраться терпения, друг мой! Я отправлю Болеслава на разведку. Завтра там внизу будет рынок. Он пойдет делать покупки и заводить знакомства, и я очень удивлюсь, если он не принесет нам несколько сплетен!
– Вы полагаете? Простите меня, но вид у него немного… дурацкий!
– Это видимость. На самом деле, он себе на уме…
– Себе на уме?
– Ловкий… Хитрый! И потом, у него нет проблем с языком! Как и все славяне, он должен легко говорить на пяти или шести языках… И он как никто умеет изображать из себя дурака! А теперь идите, пропустите стаканчик, и мы можем идти отдыхать! Первое: я не думаю, что сегодня ночью нужно следить за соседями. И второе: мы это заслужили!
Профессор изображал беспечность, чтобы скрыть охватившую его тревогу. Ему было известно все об отношениях между его новым другом и певицей-убийцей. Неужели в сердце техасца остался тлеть уголек, из которого сможет возродиться пламя? За ним нужно внимательно следить. И, пожалуй, ему стоит предупредить об этом своего кузена и бывшего ученика, пока они еще в Лугано!
Но на другое утро посыльный из гостиницы принес письмо, адресованное «миссис Альбине Сантини», в котором друзья сообщали, что их срочно вызвали в Париж… Ожидая, пока Ланглуа не пришлет к ним своих подчиненных, Юбер дал себе слово незаметно присматривать за американцем!
Было около девяти часов вечера, когда автомобиль Адальбера въехал в ворота особняка маркизы де Соммьер… По пути из Лугано они сделали одну короткую остановку, чтобы пообедать, и три еще более короткие – чтобы заправить бак и долить воду в радиатор. Адальбер не принял предложение Альдо и не позволил ему сменить себя за рулем.
– Ты и без того устал! Тебе еще надо выздороветь!
– Вот еще!
Альдо заартачился. Уж не собираются ли они обращаться с ним как со старой развалиной до конца его дней?
– Об этом не может быть и речи! Но если бы мы поехали в моем славном «Амилькаре», ты бы мне этого не предложил!
– Потому что в этой дьявольской машине я сворачиваюсь клубочком, чтобы меня не слишком трясло, и вверяю свою душу Господу!
Словно вихрь появилась План-Крепен и прервала их перепалку. Она явно обрадовалась приезду друзей.
– Как вам удалось вернуться так быстро?
– Это целиком заслуга Адальбера, – проворчал Альдо. – Он вел машину от самого Лугано и не согласился уступить мне руль даже на десять минут! Но что-то у вас слишком хорошее настроение! Если верить телеграмме Ланглуа – впрочем, весьма краткой! – мы ожидали услышать ужасную новость, – добавил он, выбираясь со своего сиденья.
Мари-Анжелин поторопилась ему помочь, но Морозини шлепнул ее по рукам.
– И вы туда же?! Запомните оба: горный воздух пошел мне на пользу! Так что перестаньте обращаться со мной как вазой из севрского фарфора и позвольте мне пойти поцеловать тетушку Амели!
– Тебе не придется далеко идти, – ответила маркиза, протягивая к нему руки. – Счастлива видеть, что тебе и в самом деле намного лучше, – констатировала она, целуя племянника.
– Вы знаете, почему Ланглуа вызвал нас так поспешно и в такой ультимативной форме?
– К несчастью, да… Это катастрофа. Только что нашли тело твоего тестя!
Комиссар по очереди взглянул на четырех человек, не сводивших с него глаз.
– Зрелище не слишком приятное. Лицо было раздавлено, как будто по нему прошлись катком. Ногти на руках вырваны, на кистях следы ожогов. Но у него ничего не украли, хотя одни только золотые часы стоят целое состояние.