— Мне повезло, — согласно кивнул я. — А Господь повелел делиться. Поедем в магазин, и ты сама выберешь любой достойный багет для семейной реликвии. Полотно возьмем с собой. Там же квалифицированный эксперт определит истинный возраст картины, а возможно, и художника, который сделал копию.
Она подавила растерянность и ослабевшим голосом вымолвила:
— Не сейчас, Коля… я не смогу. У меня кружится голова… и ноги подкашиваются от слабости.
В ее словах была доля правды.
— А кто предлагает идти пешком? — не отступал я. — Нас машина повезет.
— Все равно не смогу…
Я кивнул, подошел к полотну и принялся внимательно разглядывать его. Анна съежилась и замерла в ожидании. Она готовилась отразить мою новую атаку.
— Ну, тогда я сам отвезу картину в магазин, покажу экспертам и заменю рамку. Ты доверяешь моему вкусу?
— Нет! — вскрикнула сестра.
— Не доверяешь мне? — обиженно изумился я. — Кажется, я выполнил все, что обещал. И готов и в дальнейшем оказывать тебе помощь.
— Да, я очень благодарна тебе, — торопливо пробормотала она. — Но… я не хочу трогать картину. Пусть висит в той рамке, к которой я привыкла.
— Это тоже часть памяти?
— Милый братец… — ее губы сложились в судорожную улыбку. — Ты так добр ко мне… ты же все понимаешь, правда?
— Правда, — кивнул я. — Я немного разбираюсь в живописи.
— Как всякий культурный человек?
Этой репликой Анна показала, что помнит каждую подробность нашего знакомства.
«В тот день ты не довел ее до припадка, дружище, — не преминул съязвить второй Нико. — Поэтому ее рассудок работал в обычном режиме. Он отключается только в моменты сильного перегруза. Остерегайся таких моментов и не провоцируй их».
Я не прислушался к его совету и глубокомысленно заявил:
— Как культурный человек, могу сказать, что этому полотну не более года, от силы двух.
Анна как будто пропустила мое заключение мимо ушей. Она ничего не сказала в ответ, не кинулась опровергать мои слова. Ее лицо приобрело бесстрастное и мертвенное выражение маски. Пауза затягивалась.
— Давай выпьем по этому поводу? — не выдержал я.
— Давай…
Я сходил в кухню за недопитым неделю назад шампанским, вновь ощущая дежавю. Чем это закончится на сей раз?..
* * *
Ничего из ряда вон выходящего не произошло. Мы выпили холодного шипучего вина, — Анна всего пару глотков, а я полный бокал, — и она попросила меня удалиться.
— Хочешь побыть одна?
Она кивнула, очевидно опасаясь дальнейших расспросов о картине, изображающей нечистую игру в карты.
«Не огорчайся, старик, — ехидно утешал меня второй Нико. — Не выгорело сегодня, попытаешь счастья завтра. На худой конец, есть еще послезавтра. Раз на раз не приходится. Барышне податься некуда, кроме как жить под твоим крылом. Вряд ли она станет дергаться. Ее нигде не ждут, иначе она давно бы уже сменила свою хибару на более приличное жилье, а захудалый курортный городишко — на большой город».
Я нашел его доводы обоснованными.
— Что ж, Анюта… или Жанна, тебе значительно лучше, и ты способна обойтись без меня. У тебя начинается новая жизнь с новым лицом. Если понадобятся деньги, звони. Того, что есть на карточке, хватит на мелкие расходы. Захочешь работать, я помогу тебе устроиться.
— Ты больше не придешь? — с каменным выражением спросила она.
— Приду… когда позовешь. Навязываться не в моих правилах.
Она была потрясающе хороша с этими пышными вьющимися локонами, которые струились вдоль лица и покрывали ее плечи. Изысканная бледность прибавила ей шарма, а светлый шелковый халат соблазнительно облегал ее талию. На свою беду, я видел ее обнаженной и отлично представлял каждый изгиб и каждую выпуклость ее тела. Шрам над левой грудью поблек и уменьшился в размерах. Жанна уже не стеснялась и не закрывала его.
— Пока, — томно произнесла она, закрывая за мной дверь.
Я бегом спустился с пятого этажа вниз, и лишь во дворе вспомнил о лифте. Горячка сестры передалась мне в более легкой форме. Меня лихорадило, мысли скакали в голове, как табун взбесившихся лошадей, сердце неистово колотилось.
Первым делом я позвонил матушке и сообщил, что возвращаюсь. Она обрадовалась. Все это время ей было нехорошо, и они с Лизой носу из квартиры не высовывали.
По дороге домой я связался с детективом. Я на неделю освободил его от работы, но он, оказывается, не сидел, сложа руки.
— Я не давал тебе санкции! — взвился я, услышав, за кем он установил слежку.
— Вы просили не беспокоить вас понапрасну, вот я решил, что не будет большой беды, если я…
— Ты не имел права следить за моей матерью!
— Я должен проверить все версии, — уперся он. — Мне доводилось разное видеть. Близкие родственники подлежат тщательной проверке, хотя бы затем, чтобы исключить их из числа подозреваемых.
— Речь не идет о преступлении. Я намерен только выяснить всю подноготную барышни Ремизовой. Это наше семейное дело.
— Вот именно, семейное, — подчеркнул Томашин. — Вы платите деньги за мой профессионализм, а не за удобный характер.
— Ты прав. Извини.
— Докладывать о моих наблюдениях?
Он продолжал обращаться ко мне на «вы», хотя я сразу перешел на «ты» и предложил ему сделать то же самое. Сыщик вежливо отклонил мое предложение, сославшись на субординацию.
— Ты умеешь подглядывать в замочную скважину? — саркастически осведомился я. — Моя мать всю неделю пролежала дома с сердцем.
— Не всю. Третьего дня она выходила и с кем-то встречалась. Свидание было тайным.
— С чего ты взял?
— Она вышла во двор, огляделась, потом свернула за угол и села в черный «фольксваген».
— Ты не ошибся? — не поверил я.
В моем уме сразу возник «ниссан», который, как мне казалось, преследовал меня.
— Я узнал Берту Евгеньевну, вы же сами показывали мне ее фото.
— Ах, да! — я вспомнил, что по требованию сыщика приносил ему снимки из нашего семейного альбома.
Мой скепсис как ветром сдуло, едва я услышал о «фольксвагене».
— А номера машины ты срисовал?
— К сожалению, нет, — разочаровал меня Томашин. — Шел дождь. Номера были заляпаны грязью, стекла затемнены. Водителя я не разглядел.
— И что дальше? Не томи!
— «Фольксваген» тронулся, проехал квартал и остановился. Ваша мать оставалась внутри около получаса, потом ее подвезли во двор и высадили. Это все.
— Все? — возмутился я. — А что она там делала, в этом чертовом авто?