Но Джеффрис сегодня не был в настроении обмениваться двусмысленными шутками с людьми вроде Слейда Филипса. Он даже не улыбнулся.
— Вот как обстоят дела. Этот, как ты выразился, «чувак» на этом не остановится. Никто до сих пор понятия не имеет, насколько он опасен.
— Опасен в каком…
Джеффрис жестом оборвал его.
— Ситуация такая, что хуже и быть не может.
— Это я понимаю.
— Все взоры будут обращены на него.
Гм. На него с большой буквы «Н». На Джерри Кеннеди. Такие вещи Филипс ловил на лету.
— Конечно.
— А потому нам нужна помощь. — Джеффрис понизил голос до уровня шуршания банкнот, переходящих из рук в руки.
— Какого рода помощь?
— Мы можем заплатить за это двадцать пять.
— Двадцать пять…
— Ты хочешь поторговаться? — спросил Джеффрис.
— Нет, что ты! Просто… Сумма солидная. Что я должен буду для вас сделать?
— Мне нужно, чтобы он…
— То есть Кеннеди?
Джеффрис вздохнул.
— Кто же еще? Он должен предстать во всей этой ситуации в роли героя. Я имею в виду Героя. Люди уже погибли, и возможны новые жертвы. Покажи публике, как он посещает семьи погибших, как смело противостоит террористам и… Ну, я не знаю… Выдвигает всякие там самые дерьмовые теории, как поймать убийцу. А при любых провалах он должен оказаться как бы ни при чем.
— А на кого же все валить?
— Только не на мэра, — ответил Джеффрис. — Кеннеди же не…
— …Не руководит операцией, — подхватил Филипс уже своим классическим эфирным баритоном. — Ты ведь на это намекаешь?
— Верно, — сказал Джеффрис. — Если кто-то облажается, значит, мэр не был поставлен в известность, а вообще он делает все, что в его силах.
— Что ж, этой операцией занимаются федералы. А значит, мы могли бы…
— Это так, Слейд, но нам бы не хотелось в то же время слишком очернять Бюро.
Примерно таким же тоном Джеффрис разговаривал со своим десятилетним племянником.
— Не хотите? Но почему?
— Не хотим, и все.
И вот это окончательно поставило в тупик Филипса, привыкшего читать готовые тексты с экрана «телесуфлера».
— Что-то я не до конца улавливаю, Уэнди. Мне-то самому что надо делать?
— Я хочу, чтобы ты для разнообразия сыграл роль настоящего телерепортера.
— А, конечно. — Филипс тут же начал в голове сочинять текст. — Мэр Кеннеди держится твердой позиции. Он командует полицейскими силами. Он посещает больницы… Постой, а как же без жены?
— Обязательно с женой, — не теряя терпения, сказал Джеффрис.
— Но ведь ты знаешь… — Филипс кивнул примерно в ту сторону, где располагалась приемная для прессы. — Я слышал, как парень из «Пост» говорил, что Кеннеди вообще никого не посещал. Они там готовятся завалить его вопросами по этому поводу.
— Нет-нет. Он посещал семьи, пожелавшие остаться неизвестными. Он только этим весь день и занимался.
— Верно.
Поразительно, чего только нельзя купить за 25 тысяч долларов, подумал Джеффрис.
— Это удивительно гуманно с его стороны. Он полон сочувствия.
— Только не перегибай палку, — на всякий случай предупредил Джеффрис.
— Да, но где мне взять «картинку»? То есть если я буду рассказывать, как он посещал больницу…
Джеффрис ухмыльнулся.
— Просто показывайте одни и те же пять секунд записи снова и снова, как вы это обычно и делаете. Не знаю, какие именно. Скажем, машины «скорой помощи» у станции метро.
— Ага. Понял. А что с промахами? Почему ты считаешь, что они непременно будут?
— Потому что в подобных ситуациях они неизбежны.
— Ладно. И нам надо указать пальцем на виновных, но не на…
— Не на ФБР.
— Хорошо, хотя даже не представляю пока, что делать в таком случае.
— Это и есть твоя часть работы. Помнишь заветное: кто, что, когда, где и почему? Заповедь настоящего репортера.
Он взял Филипса под локоть и повел к выходу.
— Иди и занимайся своим делом.
— А вы неважно выглядите, агент Лукас.
— День получился очень долгим.
Гари Моссу было уже под пятьдесят. Грузноватый мужчина с коротко стриженными курчавыми волосами, чуть тронутыми сединой. И очень темной кожей. Он сидел на краю кровати в помещении № 2, небольшой квартирке на первом этаже здания ФБР. Здесь было предусмотрено несколько жилых апартаментов. В основном ими пользовались для размещения заезжих представителей других отделений Бюро или для ночевок руководства во время особо важных и продолжительных операций. Мосса же поместили сюда исходя из того, что при той информации, которой он располагал, и огромных возможностях тех, против кого скоро должен был дать показания, в окружном центре предварительного заключения он не прожил бы и двух часов.
Впрочем, квартирка казалась вполне уютной. На скромные средства из госбюджета там установили удобную двуспальную кровать, письменный стол, кресло, обеденный стол, кухонную мебель и телевизор с классическим набором кабельных каналов.
— А где ваш молодой полицейский? Мне он понравился.
— Харди? Он сейчас в оперативном центре.
— Он на вас очень зол.
— Почему? Из-за того, что я не позволяю ему играть в сыщика?
— Вот именно.
— Но он даже не из следственного отдела.
— Знаю. Он мне сам сообщил об этом. Бумажная душонка, как и я сам. Но ему все равно хочется реального дела. Вы же сейчас ловите убийцу, не так ли? Я смотрел новости по телевизору. Вот почему вы обо мне забыли.
— Никто о вас не забывал, мистер Мосс.
Тот улыбнулся, но выглядел при этом таким несчастным, что Лукас невольно пожалела его. Но она пришла к нему не просто для того, чтобы подержать за ручку. Свидетели, которые впадали в депрессию или не чувствовали себя в безопасности, порой забывали о том, что они видели или слышали. Представителю прокуратуры США, который вел дело о коррупции, требовалось, чтобы Гари Мосс был всем доволен.
— Как вы себя чувствуете?
— Скучаю по семье. По моим девочкам. Страшно, когда такое выпадает на долю твоих близких. А я даже не могу быть вместе с ними. Конечно, там моя жена, но в такие времена место мужчины — быть рядом с детьми.
Лукас вспомнила его дочек — близняшек лет пяти. С крошечными игрушками, вплетенными в многочисленные косички. Жена Мосса была худенькой женщиной с испуганными глазами, какие только и могут быть у человека, который видел, как дотла сгорел его дом.