В аудитории установилась затяжное молчание. Потом с места поднялся Филипп Лоу.
— Я выслушал твой доклад с большим интересом, Моррис, — начал он. — С большим интересом. За то время, что мы не виделись, твой интеллект не утратил присущих ему блеска и остроты. И все-таки я с сожалением отмечаю, что за эти годы и ты заразился вирусом структурализма.
— Я бы себя структуралистом не назвал, — прервал его Моррис Цапп. — Скорее постструктуралистом.
Филипп Лоу нетерпеливым жестом дал понять, что столь тонкие различия его не беспокоят.
— Я имею в виду твой глубокий скептицизм касательно возможности достичь достоверного знания о чем бы то ни было, который я связываю с тлетворным влиянием теорий, насаждаемых учеными с европейского континента. А ведь были времена, когда чтение книг считалось сравнительно простым занятием, которому обучают в начальной школе. Теперь же это относят к разряду сокровенной тайны, в которую посвящается лишь немногочисленная элита. Я всю свою жизнь читаю книги ради того, что в них написано, — по крайней мере, мне всегда казалось, что именно это я и делаю. И вот получается, что я делаю что-то не то.
— Ты заблуждаешься не относительно того , что ты пытаешься делать, — сказал Моррис, раскуривая погасшую сигару, — но относительно того, что ты вообще пытаешься это делать.
— У меня есть только один вопрос, — сказал Филипп Лоу. — Скажи мне положа руку на сердце, есть ли смысл обсуждать твой доклад, если, согласно твоей же теории, мы будем обсуждать не то, что ты сказал на самом деле, но наши смутные воспоминания или собственное истолкование того, что ты сказал?
— Смысла никакого нет, — не моргнув глазом сказал Моррис, — если под смыслом ты понимаешь намерение достичь какой-то конкретной истины. Но когда нам удавалось прийти к этому на подобных дискуссиях? Скажи честно, приходилось ли тебе бывать на такой лекции или семинаре, чтобы в аудитории нашлись хотя бы два человека, которые одинаково восприняли прозвучавшее выступление?
— Но тогда есть ли хоть какой-нибудь смысл во всем этом?! — воскликнул Филипп, воздев к небесам руки.
— Смысл, без сомнения, состоит в том, чтобы поддерживать институт академических исследований. Свое положение в обществе мы укрепляем, исполняя определенные ритуалы, равно как и любые другие группы тружеников сферы дискурса — юристы, политики, журналисты. И поскольку на сегодня, как мне представляется, мы исполнили наш долг, то не прерваться ли нам, чтобы чего-нибудь выпить?
— Боюсь, нам придется ограничиться чаем, — радостно сказал Руперт Сатклиф, уцепившись за возможность быстро свернуть дискуссию. — Спасибо вам большое за ваш э-э-э… вдохновляющий и наводящий на размышления доклад.
— «Вдохновляющий и наводящий на размышления» — старикан прямо в точку попал, — сказал Перс Анжелике, выходя с ней из аудитории. — А ваша мама не против, что вы посещаете места, где звучат подобные речи?
— По-моему, было интересно, — ответила Анжелика. — Разумеется, все это восходит к Пирсу.
— Ко мне?
— Пирс. Американский философ. Он что-то писал о невозможности извлечь смысл из-под покровов его репрезентаций. И было это еще до Первой мировой войны.
— В самом деле? Должен вам сказать, Анжелика, вы потрясающе начитанная девушка. Где вы учились?
— В разных местах, — уклончиво ответила она. — В основном в Англии и Америке.
В коридоре они наткнулись на Руперта Сатклифа и Филиппа Лоу, которые взволнованно переговаривались с Бобом Басби, очевидно, о билетах в театр.
— Вы идете сегодня в театр? — спросила Анжелика.
— Я не записался. Даже не знаю, какой будет спектакль.
— По-моему, «Король Лир».
— Так вы идете? — озабоченно спросил Перс. — А как же мое стихотворение?
— Ваше стихотворение? Ах ты, господи, чуть не забыла. В десять вечера на последнем этаже, да? Я постараюсь сразу же вернуться. Профессор Демпси предложил подвести меня на машине, это будет быстрее.
— Демпси? Вы с ним поосторожнее. Он охотится за молодыми девушками, такими как вы. Сам мне говорил.
Анжелика рассмеялась:
— Не волнуйтесь, я уже взрослая.
В профессорской сидел Моррис Цапп и в одиночестве пил чай. Другие участники конференции держались на расстоянии, установив вокруг него нечто вроде санитарного кордона. Анжелика решительно направилась к американцу.
— Мне очень понравился ваш доклад, профессор Цапп, — сказала она с большим энтузиазмом, чем мог ожидать или одобрить Перс.
— Спасибо, Ал, — ответил ей Моррис Цапп. — Я с не меньшим удовольствием прочел его. Впрочем, я, похоже, оскорбил аборигенов в лучших чувствах.
— В своей докторской диссертации я разрабатываю тему любовного романа, — сообщила ему Анжелика, — и мне показалось, что многое из того, что вы сказали, применимо и к этому жанру.
— Само собой разумеется, — ответил Цапп. — Эта теория применима к чему угодно.
— Прежде всего, это идея любовного романа как повествовательного стриптиза, бесконечное заигрывание с читателем, постоянные оттяжки полного разоблачения, которое так и не происходит, а если происходит, то лишает нас возможности наслаждаться текстом…
— Именно так, — подтвердил Моррис Цапп.
— Собственно говоря, в любовных романах немало и настоящего стриптиза.
— Правда? — спросил Моррис. — Наверное, так оно и есть.
— Например, у Ариосто героини вечно теряют одежды, а герои, которые приходят им на помощь, с вожделением подглядывают за ними.
— Я уж и не помню, когда читал Ариосто, — сказал Моррис Цапп.
— И конечно, в «Королеве фей» [13] — две девушки в фонтане у Беседки Наслаждений…
— Пожалуй, мне стоит все это перечитать, — сказал Моррис Цапп.
— И потом в «Кануне Святой Агнессы» [14] Порфиро, тайно наблюдающий, как раздевается Маделина, — Да, «Канун Святой Агнессы»… — И Джеральдина в «Кристабели» [15] Л… — Точно, в «Кристабели»…
Разговор прервал подошедший Филипп Лоу: «Моррис, надеюсь, ты не в обиде, что я на тебя набросился?» — Нет-нет, ради бога, Филипп! Vive lе Sроrt! [16]
— Ты видел, что все сидели и помалкивали, а меня такие вещи очень беспокоят, я уверен, что эта проблема достигла критической стадии… — Увидев, что Анжелика деликатно сделала шаг назад, Филипп Лоу внезапно прервал речь: Извините, я, кажется, вам помешал?
— Нет-нет, мы закончили, — поспешила возразить Анжелика. — Большое спасибо за помощь, профессор Цапп.