— Ну ладно, а я поеду на милонгу, что ли? — сказала Алёна.
— Мы бы вас отвезли, — сказал Танютка, — но времени терять нельзя. Давай добросим вас до Александровской, а там сядете на сто сорок шестую маршрутку. У водителя спросите, где выходить. А потом… Может, после своих танцев возьмете такси и поедете ночевать к нам?
— Да ну, ерунда, — отмахнулась Алёна. — Все, если он сегодня убедится, что меня нет в номере, он больше туда не придет. Вообще окажись я на его месте и в такой же ситуации, я бы немедленно кинулась в погоню за мной. В Нижний Горький. Ну а поскольку меня и там нет, путешествие окажется бессмысленным.
— Ну, смотрите, — задумчиво проговорила Танютка. — Вам виднее. Тогда имейте в виду: чуть что — звоните! Приедем и спасем!
«Запобегти, допомогти, взятувати! » — вспомнила Алёна и с трудом сдержала смех, который вполне мог перерасти в истерику.
Честно говоря, несмотря на столь успешные действия, она чувствовала, что приключения на этом не закончились.
И, как показали будущие события, предчувствия ее не обманули.
* * *
История с почти удавшимся покушением на Гришина-Алмазова мгновенно стала известна в Одессе.
Эмиль Энно только головой качал: он искренне беспокоился о своем ami brave. Галочка Погребинская разделяла его тревогу. Впрочем, она беспокоилась бы еще больше, если бы узнала, что нынче вечером доверчиво болтала с человеком, который и устроил засаду на диктатора.
Вернее, устроили ее бандиты Мишки Япончика. Но приказ «король Молдаванки» получил от Жоржа Делафара и той женщины, которую он ждал в вестибюле «Бристоля» и которая потом незримо подошла к нему на темной Пушкинской улице, шепнув на ухо:
— Bon soir!
Нет ничего странного, что она заговорила по-французски, потому что она и была француженкой. Ее звали Жанна-Мари Лябурб.
Она родилась в департаменте Алье, в крестьянской семье. Отец был одним из тех, кто чудом спасся от расстрела у стены кладбища Пер-Лашез после разгрома Парижской коммуны и скрылся в деревне. Жанне было девятнадцать, когда она приехала искать работу в России, а точнее в Польше. Сначала была гувернанткой, потом стала учительствовать в уездном городке Томашове Люблинской губернии: преподавала французский в гимназии и репетиторствовала. Способность к языкам у нее была замечательная: совсем скоро она вовсю болтала по-русски, чему немало способствовал ее ami из числа пропагандистов, работавших в лесопильных мастерских. Как водится, для разговорной практики стала помогать любовнику, а когда очень сильно рассерчавшие на докучливого болтуна и оскорбителя царя-батюшки рабочие, сговорившись, сунули его под механическую пилу, забрала себе его книжки и брошюрки. Стала их читать — и вспомнила рассказы отца о Парижской коммуне, вспомнила, что с детства восхищалась амазонкой времен Французской революции Теруань-де-Мерикур. Сделаться такой Теруань-де-Мерикур для русских показалось Жанне необычайно заманчиво. Из Томашова она вскоре уехала — опасалась, что тоже угодит под пилу. Не то чтобы она так страшно боялась смерти — уже тогда Жанна взяла своим девизом вот такие слова: «Умирают ведь только один раз!» — но глупо было погибать, ничего толкового не совершив для революции.
Зимой девятнадцатого года Жанна отправилась в Одессу. Город в это время был занят французскими войсками и Добровольческой армией. Жанна вошла в число руководителей «Иностранной коллегии» при Одесском подпольном комитете КП (б)У и вела агитацию среди французских солдат и матросов за Интернационал и мировую революцию.
В то время одесские большевики придерживались лозунга: «Кто не против нас, тот с нами!» «Не против них» был «король Молдаванки». У большевиков и бандитов имелась общая цель: уничтожить диктатора Одессы. Жанна и Делафар знали, что нынче вечером Гришин-Алмазов и Шульгин званы к Вере Холодной. Решили устроить засаду в вестибюле «Бристоля». План был зыбкий, зиждился на случайностях, однако Жанна верила в свою удачу. Она вообще была склонна к авантюрам.
От себя Делафар не скрывал, что был очень рад срыву покушения. Затевая что бы то ни было, Жанна никогда не думала о последствиях. Самым предсказуемым исходом была бы смерть и ее, и Делафара. О, разумеется, умирают только раз… но Делафар не спешил испробовать это удовольствие.
— …Это вы! — прошипел Делафар, узнав ее голос и пытаясь не завопить от страха. — Вы опоздали! Он выходил и вернулся в номер! Теперь в вестибюле полно охраны! Вы все сорвали!
Он давно усвоил, что нападение — лучший способ обороны.
— Успокойтесь, — холодно сказала Жанна. — Я с трудом отделалась от шпиков. За мной шли от самой гавани. А я еще не слишком хорошо знаю этот городишко. Чуть не заблудилась, поэтому и опоздала. Да, жаль… хорошая была возможность. Впрочем, возможно, не все потеряно. Эта тварь все еще в отеле?
— Да, но…
Торопясь, сбиваясь, Делафар принялся подробно описывать охрану Гришина-Алмазова, ее вооружение, ее расторопность и готовность защищать диктатора.
— Ну, ничего нового я не узнала, — зевнула Жанна, — кроме того, что вы, кажется, струсили. А идти на риск с трусливым помощником — это заранее ступить одной ногой в могилу.
— Да что вы… да как вы можете так думать… — закудахтал Делафар, однако Жанна только рукой махнула:
— Ах, оставьте ваши бабьи причитания. С виду вы просто храбрый мушкетер, а в душе… фу! Слушать противно. Вот что, где здесь можно взять извозчика? Нам с вами нужно немедленно ехать на Молдаванку.
— Куда? — чуть не подавился от страха Делафар. — Да вы что? Вы разве не знаете, что там даже днем страшно появляться, а вы решили наведаться туда среди ночи?! Какая глупость!
— Сбавьте тон, — холодно приказала Жанна. — Нужно немедленно найти Мишеля. Он один может спасти ситуацию.
Мишелем она называла Япончика.
Делать было нечего. Пришлось покориться и искать извозчика. У Делафара забрезжила слабая надежда, когда старик отказался ехать на Молдаванку, однако Жанна посулила, что заплатит втройне. Извозчик согласился, пробормотал: «Двум смертям не бывать, одной не миновать!» Жанна даже расхохоталась от восторга!
Они еще только подъезжали к Молдаванке, а извозчик попросил расплатиться с ним.
— Почем я знаю, может, вас уже прямо сейчас пристрелят, плакали тогда мои денежки!
— Еще один трус! — зло сказала Жанна, сунув ему несколько бумажек и соскакивая с пролетки. — Ничего, мы уже близко.
— Близко-близко… — сладко пропела тьма за спиной. — Шё шастаете тута, шлемазлы? Жить надоело? А ну, выворачивайте карманы!
И правда, только сумасшедшие могут притащиться ночью на Молдаванку…
— Ах, зохан вей! — насмешливо проговорила Жанна. — Киш мир тохес!
Делафар был евреем, а потому понял, что она сказала: «Ах, Бог мой! Поцелуй меня в зад!»
«Она спятила! — мелькнула ужасная мысль. — Сейчас нас зарежут!»