Когда готовые пиццы уже подходили в духовке, на кухне появилась свеженькая, подкрашенная и надушенная Ольга, лишь слегка осунувшаяся.
— Как вкусно пахнет, — бесцветным голосом произнесла она. — Есть готовый кофе?
Я налил ей чашку, и она выпила кофе, как воду, так же бесцветно и скучно уставившись в окно, на серый сад под дождем.
— Дождь в дорогу — добрая примета, — повторила сестра вслед за Васьком.
Тут уж я не выдержал.
— Господи, да вы что, сговорились твердить одно и то же? Сначала Васек, теперь ты…
— Кстати, а где Васек?
— Ушел за грушами.
Ольга не прореагировала на сарказм в моем голосе, кивнув с самым серьезным видом.
— Заки обожает груши. Я ему каждый день приносила их из сада. Сам-то он боялся лишний раз выходить из дома. И сейчас боится: лежит на кровати и смотрит в потолок. Только что спросил меня, действительно ли дождь в дорогу — хорошая примета. Как ты думаешь, его убьют?
— Убьют меня, потому что в последнее мгновенье я успею закрыть собой своего друга.
Моя мрачная острота заставила Ольгу наконец-то улыбнуться.
— Было бы неплохо, — проговорила она мечтательно. — Дом перейдет ко мне, а на деньги, что Старый Лис обещал для покупки квартиры, я заменю всю мебель и куплю себе голубого бульдога.
— Зачем тебе голубой бульдог? — начиная смеяться, спросил я.
— Чтобы, надев бронежилет, прогуливаться с ним в саду и у дома.
Я представил себе Ольгу в вышеописанных интерьере и экипировке, и эта картина окончательно меня развеселила. Вот так сидел на табурете, бил себя по колену кухонным полотенцем и смеялся, как первоклассник. Ольга немедленно заразилась от меня весельем и тоже захихикала.
— А Васек, — просипела она в паузах между «хи-хи» и «ха-ха», — ты говоришь, пошел за грушами для Заки?
Отчего-то это тоже было безумно смешно.
— Да уж — ваш муж объелся груш, — несло меня.
Тут на кухне появился мрачноватый Заки, и его нахмуренный вид заставил нас немного поутихнуть.
— Чего вы тут смеетесь? — подозрительно спросил он. — Позвонил убийца и сообщил, что у него кончились патроны?
В этот момент вернулся из сада Васек в плаще, с которого потоками стекала вода, и с корзиной, полной ароматных, коричневых с трещинками груш.
— Божественно! Обожаю груши, — немедленно расплылся в улыбке Заки и впился зубами в самую большую и сочную.
Пока Васек отряхивал свой плащ и пристраивал его сушиться на террасе под навесом, а Ольга с Заки ели груши, целовались и бросали друг на друга умильные взгляды, я достал из духовки пиццу и сварил на всех еще по порции кофе.
— Пицца… — умиротворенно проговорил Заки, даря мне проникновенную улыбку. — Ты приготовил мне мою любимую еду? Спасибо, брат!
Завтрак прошел, в общем, спокойно и в меру оживленно, с приличествующей случаю ноткой светлой грусти.
— Ты собрал вещи? — спросила Ольга Заки, когда все было съедено, а кофе выпит.
Тот кивнул. Все помолчали, глядя на дождь за окном — монотонный, успокаивающий.
— Ну что ж, пора, — проговорил наконец Заки.
— Пора, — эхом отозвалась Ольга.
Я отправился в гараж выводить машину. Васек принялся лихорадочно мыть посуду, а Заки с Ольгой поднялись наверх за вещами.
По традиции все мы напоследок собрались в гостиной и присели на дорожку, помолчав с минуту, натянуто-бодро улыбаясь друг другу, ощущая холодок и тоску в душе.
— С богом, — первым поднялся Заки, а за ним и остальные.
Времени до начала регистрации рейса было предостаточно, поэтому я вел машину не слишком быстро. Впереди рядом со мной сидел Васек, а Ольга с Заки — на заднем сиденье. Дождь лил не переставая, так что дворники едва управлялись с потоками воды на лобовом стекле.
Первым нарушил молчание Заки.
— Ален, не хочешь рассказать все, что ты узнал и до чего додумался? Мы едем в аэропорт, и мне хочется быть в курсе, что нас там ждет.
Я был согласен с ним. И правда, теперь, когда передо мной открылись все карты, пора было сбросить маски и расставить героев по шахматным клеточкам. Разговор предстоял долгий.
— Сегодня ночью ты вспомнил ту вечеринку у Каси, — начал я, спиной чувствуя напряженный взгляд Заки. — С нее все и началось. Хотя, конечно, на сто процентов утверждать, как именно все было, нельзя, мы можем только предполагать. Итак… У Каси, как и у любой красивой девушки, наверняка случались, так сказать, приключения, но четыре из них были для нее на особом счету. И вот однажды она решила собрать вместе четверых мужчин, которых, как ей казалось, она действительно любила. Зачем? Чтобы попытаться ощутить прежние чувства, свое мимолетное счастье. Но вечер, скорей всего, получился вялым и скучным: Заки был невменяемо пьян, Лиманский смущался присутствием своего любовника Кирюши, кроме того, ему вряд ли пришлись по вкусу уголовные замашки торговца наркотиками Ахмеда, с которым у Каси был роман еще в школьные годы. Словом, собрались, выпили, принужденно побеседовали да и разошлись. Кася сняла своих героев на видео.
Заки завозился на заднем сиденье, я мельком глянул на него в зеркало заднего вида и вновь перевел глаза на дорогу, продолжая свой рассказ.
— После той вечеринки прошел почти год. За это время Света случайно познакомилась с Касей и наверняка вцепилась в нее мертвой хваткой. Еще бы — ведущий фотограф солидного журнала, девушка-богема с собственной студией и квартирой на Арбате! Света любит богатых и знаменитых и от Каси, скорей всего, не вылезала, а потому могла пронюхать, что лысый Ахмед снабжает подругу наркотиками. Тогда у киноведки родился конгениальный план вытрясти из Каси немного деньжат, шантажируя по поводу опасных связей. В ответ та сделала ход конем: устроила оргию с участием Светы и доставшего ее своими ухаживаниями Лунатика. Теперь, когда в ее распоряжении имелись видеозапись и фотографии, можно было спать спокойно. Но ей не спалось. Кася была неплохим человеком, и вся эта грязь — шантаж, оргия, наркотики — не могла не действовать на нее угнетающе. Представляю, до чего же ей было плохо. Наверное, однажды она решила, что жизнь не имеет никакого смысла, раз в ней нет ни любви, ни семьи, ни дорогих сердцу людей. Кася еще раз просмотрела запись вечеринки с участием ее любимых мужчин и не почувствовала ничего, кроме тоски. Записала в тетради: «Чертог сиял. Что я могу сказать? Видимо, смотрела на них и думала о глупо пролетевших годах. С ними. Можно было встретить настоящую любовь, красиво прожить жизнь, нарожать детей. Неужели меня никто не любит? Кружи метель, кружи». После этого Кася отложила в сторону ручку, открыла окно и шагнула в него, как в другую жизнь. Было пять часов утра.
В салоне машины повисла напряженная тишина. Дождь не унимался, смывая краски города, приглушая меняющиеся цвета светофоров. Казалось, он царил во всем мире — неумолчный, навевающий воспоминания и сон.