— Каллистратия, — не моргнув глазом, выпалила она и, заметив мое удивление, улыбнулась: — А вам тоже имя изменят. На наших-то печать греха… Значит, надо смывать его всеми способами…
Хорошая мысль. Мне понравилось. Например, меняешь имя. Называешь себя какой-нибудь Ангелиной. И все твои грехи испарились…
Впрочем, я сдержала улыбку. Ни у кого не должно возникать подозрений. Пока — по крайней мере…
Простившись с Каллистратией, я вышла и взглядом поискала Ольгу. Ее нигде не было. Видимо, получив нужную информацию, Ольга предпочла незаметно удалиться.
Вот еще напасть! Как бы она не испортила мне все своим вмешательством… Решив позвонить ей из дома, я села в машину и только сейчас поняла, как я устала. Если честно, мне больше всего на свете хотелось уронить голову на руль, забыться глубоким сном и послать подальше всю эту навороченную компанию. «Что ей Гекуба?» Кстати, неплохое имечко… Гекуба. Ничем не хуже Каллистратии…
Стряхнув наваливающийся сон, я тронула машину с места. Спать, Таня, будешь дома. И не создавай аварийных ситуаций на дороге. В твоей жизни проблем и так сейчас предостаточно.
Дома было так хорошо и спокойно, что я застонала при мысли о том, что завтра мне надо отправляться к черту на рога. Честное слово, объяви сейчас по телевизору, что Страшный суд назначен на завтрашний день, я бы предпочла остаться именно здесь. И не стремилась бы в это дурацкое «Светлое Место», где наивным людям сулили спасение. Сидела бы дома и ждала, когда очередь дойдет до меня. А там бы я уж как-нибудь смогла поговорить с ангелами. Не такие уж это плохие ребята, как стараются мне внушить Каллистратия с ее «отцом»-наставником. Я подозреваю, что с ангелами вообще куда легче договориться, чем с людьми.
Уютно горел торшер, разливая по комнате теплый, золотистый свет. Очаровательная дикторша рассказывала, что увидят завтра по телевизору нормальные люди, в отличие от безумной Тани. Я бы даже посмотрела в сто пятый раз объявленную «Собаку на сене». Только бы не ехать… Да я и «Ленина в Октябре» бы посмотрела, скажи мне, что после просмотра данного киношедевра «Светлое Место» рассыплется в прах без моего участия.
Но — увы!
Никто мне таких опрометчивых обещаний не давал, рассчитывать было не на кого, и я, попивая чай, предавалась размышлениям, проигрывая в уме все возможные ситуации, включая самые худшие. Для того чтобы выиграть, надо придумать много выходов и ходов. Вот этим я и занималась. Помогали мне мои «кости», давая советы. Большей частью они советовали мне быть осмотрительной.
Ужасно хотелось спать, и я решила, что сейчас я задаю последний вопрос и отчаливаю в объятия Морфея.
«36+20+1».
Я напрягла память. Что-то сонное состояние мешало мне сосредоточиться. Я не помнила значений. Найдя книгу на полке, открыла ее и наткнулась на совсем уж непонятное.
«Выходите замуж при первой предоставившейся вам возможности».
Бог ты мой, это к чему еще? За кого я должна выходить замуж при первой возможности?
За Бориса, что ли? Не хочется… Он страшный, и вообще, судя по рассказам, у него отклонения от сексуальных норм…
Еще раз взглянув, я поняла, что ошиблась. Ну слава богу. Сей дурацкий совет шел у нас под номером 2, а нам выпала цифра 1.
«В делах можно ожидать перемен к лучшему, но приготовьтесь к длительному и утомительному путешествию».
Это уже было ближе. Я сложила «косточки» в кисет, отправилась к своей кроватке и, плюхнувшись в свое самое уютное «Светлое Место», почувствовала, как расслабляется мой организм, готовясь к предстоящему путешествию.
— Пожалуйста, если вас не затруднит, не посылайте мне страшных снов, — пробормотала я, непонятно к кому обращаясь и чувствуя, как плыву, плыву, неизвестно куда…
* * *
Я сидела в подвенечном платье и горько плакала. Напротив меня противно хихикала Каллистратия и твердила мне, что я должна быть счастлива, став избранницей старца.
— Да не хочу я за него замуж, — сквозь слезы кричала я.
— Раз тебе это «кости» сказали, так тому и быть, — зловеще ухмыльнулась Каллистратия.
— Сама за него выходи, — ответила я.
Каллистратия задумалась.
— Я бы не против, только я лучше буду его любовницей. Он с женами плохо обращается… Если хочешь знать, он женщин вообще не любит.
— А что он с ними делает? — замирая от ужаса, спросила я.
— Иногда съедает, — повела она плечами. — А то просто ногу отгрызет… Он же на самом деле большой Суслик.
Что-то я не хотела, чтобы мое и так негативное отношение к институту брака было окончательно испорчено впечатлением от отгрызенной ноги…
— Я не хочу, — воспротивилась я. — Мне моя нога может еще пригодиться…
Каллистратия задумалась и решила:
— Ладно, раз ты такая дура и не понимаешь своего счастья, давай меняться.
Она сняла свои очки и встала рядом со мной. К своему ужасу, я вдруг увидела, что Каллистратия превращается в меня, а я становлюсь толстой и что-то плохо вижу… Не успев подумать, что уж лучше, наверное, остаться без ноги, чем превратиться в эту бесформенную толстуху, я услышала, как дверь открылась, и на пороге появился огромный Суслик с торчащими ушами. Окинув меня недовольным взглядом, он спросил:
— Все ли готово?
Я от растерянности пожала плечами, а Суслик направился к Каллистратии и набросился на нее.
Сначала он начал отгрызать ей ногу, при этом она стонала от удовольствия, а я…
Я этого зрелища вынести не могла и громко заорала:
— Мамочки!
Суслик обернулся, с морды его капала кровь, и он, кажется, наконец, допер, что его провели.
Я поняла, что сейчас он бросится на меня, и в полной истерике начала кричать: «Отче наш…»
Уф…
Я же просила, чтобы мне не снились кошмары!
За окном только начинал брезжить рассвет, и я вспомнила, что забыла вчера позвонить Георгию! Черт, ну разве так можно!
Быстро набрав номер, я взмолилась, чтобы тот, кто должен передать сведения, оказался на месте.
Трубку подняли быстро.
— Слушаю.
Голос был глухой, но не Георгия.
— Таня. Через два часа от церкви Успения Богородицы. Узнаете меня?
— Да.
— А вы успеете? — посмела усомниться я.
— Успеем.
Трубку повесили.
Лаконичные люди, подумала я, ничего не скажешь.
Ольге я звонить не стала. С надеждой, что Ольга проспит, а если я ей сейчас позвоню — она точно проснется и рванет за нами.
Я оделась. Каллистратия вчера сказала мне, что старца не интересует, во что одеты люди. И, хотя я прекрасно знала, что это не так — старца как раз интересует цена надетых на тебя вещей, постаралась одеться подороже. Чтобы поймать его на крючок.