Только закончил с комиссарами, меня на улицу гудком вызывает Федя. Подъехал за мной на своем помятом «мерсе». Пора на поминки. Спускаю себя по лестнице. Подхожу к авто. Заглядываю внутрь. На заднем сиденье малинник: Катя, Дженнифер, Ванесса. Половое однообразие разбавляет собой Катин кот. «Иди, жри!» вольготно растянулся на коленях сразу двух дам. Султан в своем гареме. Презрительно посмотрел на меня и отвернулся. Я с ним согласен, тут я коту не конкурент.
— Кто еще будет на гриль-плаце? — спрашиваю я, поздоровавшись с участниками автопробега.
— Все здесь. Обещали подъехать Люся с Геной. Они ведь тоже знали Наташу. Познакомились с ней, когда она к нам в гости приезжала.
Все понятно. Едем. За окном вместо ухоженных домиков начинают мелькать взъерошенные елки Ведьминого леса. Вот и гриль-плац. На безлюдной площадке возле грильницы уже копается Гена, поминутно поправляя очки. Люся накрывает длинный деревянный стол. Они тоже привезли с собой несколько корзин снеди.
Ставим Федин «Мерседес» возле синего «Ауди» Гены и выгружаем привезенные с собой продукты для поминок. Перетаскиваем все на стол.
«Халло! — Халло!»
Федя помогает Гене разогревать грильницу, женщины раскладывают по одноразовым тарелкам поминальную еду, Ванесса с котом бродит по мокрой траве среди деревьев, я откупориваю бутылку с водкой. Процесс пошел!
Как всегда, слышно только одну большую Люсю. Она заполняет собой весь гриль-плац. Толстуха ежесекундно окликает своего тощего Гену: «Подай то, принеси это, посмотри здесь, достань там!» Она, видимо, не знает, что постоянное и бесцельное дергание мужей отрицательно сказывается на их пищеварении. Вот поэтому-то Гена у нее такой худой. Люсю выпирает среди остальных женщин, как Гулливера среди лилипутов, — прямо депутат Валуев в Государственной думе. Впрочем, Катя с Дженнифер слушают Люсю вполуха, щебечут о чем-то своем, девичьем.
— Мальчики-девочки! Все готово! — зычно созывает всех поминальщиков к столу Люся. Собрались, построились. Разобрали налитые рюмки. Одну рюмку с водкой, накрытую куском хлеба, поставили во главу стола. Федя громко произносит по-русски:
— Эх, прощай, сестренка! Пусть земля тебе будет пухом!
Выпиваем, не чокаясь. Крякнули, пискнули, задохнулись, закашлялись. Закусываем, усаживаемся, и дело идет своим чередом. Рисовая каша с изюмом, куриная лапша, мясо, сосиски, багеты, бананы, сладкие булочки. Ванесса жалуется маме, что есть нечего. Дождя нет, так — маленькие тучки снисходительно оплевывают нас, можно не обращать внимания. Воздух пропитан запахами леса и жареного мяса. Прохладный ветерок обдувает разгоряченные водкой щеки. На деревьях цвиркают птицы. По всему видать — жизнь продолжается. Но не Наташина.
— После поминок нужно обязательно съездить на Три Креста, — произносит Федя.
— Зачем? — интересуюсь я. Я слышал про Три Креста от Марины, но сам там ни разу не был.
Федя открывает рот, чтобы ответить, но Люся взволнованно перебивает его:
— Три Креста — это такое заколдованное место, блиндерский поезд! Высокий холм в середине Ведьминого леса. На вершине холма установлены три огромных креста. Кресты там стоят с незапамятных времен. Их меняют, когда старые приходят в негодность, но кресты всегда там. Люди говорят, что в этом месте находится портал в иной мир. Даже можно поговорить с умершими. Жуть, правда ведь, Гена?
Гена согласно поправляет очки.
— А я смогу туда добраться?
Федя наконец вставляет слово:
— Сможешь. К вершине доберемся на машине. Там есть заброшенная дорога. Сегодня сухо, на моем внедорожнике вполне проедем.
Ванессе надоело играть со старым котом, и она тут же требует от родителей поездки к Трем Крестам. Федя обещает дочери, что через полчаса отправимся, и затыкает ей рот булочкой. Пусть только не канючит, плакса!
Заканчиваем поминальный обед, собираем все, что не съели. Объедки аккуратно складываем в мусорные баки. Прощаемся с Геной и Люсей. Они на Три Креста не едут. А мы едем.
Лесная дорога с глубокими колеями кружит по Ведьминому лесу, поднимаясь все выше. Плохая дорога. Ползем, как по лезвию ножа. Странно, что немцы, со своей страстью к указателям, не навтыкали здесь повсюду объявлений: «Осторожно! В лесу мало асфальта!» «Мерс» натужно ревет, но не сдается — тянет. Характер у него нордический — стойкий. Федя сосредоточился на управлении тяжелой машиной, девочки на заднем сиденье примолкли, кот задремал. Я разглядываю неприветливые осенние ели, густой колючий кустарник, редкие полянки, заросшие мокрой травой. Темные, тоскливые, зябкие места. Или это октябрь виноват? Или моя депрессия?
Приехали. Федя останавливает «мерс» у кромки леса. Выходим. Ветер здесь такой силы, что его можно потрогать руками. На макушке холма ели широко расступаются. В центре поляны устремляются к небу три невероятно высоких черных креста. Сбоку от них лежит огромный кусок гранита. Между крестами и лесом — пара скамеек. Обязательная урна для мусора. За скамейками, у первых деревьев, из земли, как зуб, торчит каменная плита. На плите вырезана надпись. Я подхожу, шурша опавшими листьями, читаю: «Памятник обер-лесничему Бранду. Тысяча девятьсот двадцать девятый год. От благодарной общины». Видно, хорошо следил за Ведьминым лесом герр обер-лесничий, если благодарная община поставила ему здесь памятник.
Дженнифер с Катей стоят у подножия крестов, смотрят на их верхушки, запрокидывая головы. А может, пытаются разглядеть портал в иной мир? Ванесса с воплями носится по площадке, Федя садится на лавочку и закуривает. Кот остается в машине. Не царское это дело, в осеннем лесу лапы мочить!
Я осматриваю гранитный валун. Оказывается, в его гладкую поверхность вделан лист железа, на котором выгравирована любопытная карта. В центре изображены три креста. Это то самое место, где я сейчас стою. От крестов в разные стороны расходятся стрелки. Стрелки указывают на силуэты различных зданий. Я узнаю соседнюю церковь, колокола которой сопровождают мою здешнюю жизнь. Другая стрелка упирается в Клостерберг — монастырь, расположенный на горе за Нашим Городком. Видимо, и остальные стрелки указывают на религиозные объекты в окрестностях. Их не очень много — с десяток.
С вершины холма открывается потрясающий вид. Пояс деревьев охватывает макушку холма ниже и не закрывает панораму. Видны плавная дуга серебристого Майна, разноцветные кварталы Нашего Городка, пестрые пятна соседних селений, темные холмы, покрытые зелено-желтой растительностью, дымчатые горы на горизонте. «Обалденно!» — произносит Катя в восторге. Я согласен с ней. Обалденно!
Дома меня ждет сообщение от Алоиса Кальта. Случайно заметил, что пришла почта. На экране монитора вообще излишне много мелких значков. Этим он отличается от привычного для нас паровоза. Тут нужно быть внимательным к деталям. Наша встреча, как обычно, состоится в субботу, в четыре часа. Суббота — это уже завтра. Значит, нужно опять звонить Лане. Или лучше послать эсэмэску? Вдруг она занята? В постели с мужем. Хотя в их доме раздельные входы, сам-то дом един. Наверняка где-то есть дверка, соединяющая в одно целое два сепаратных существования. Неужели я ревную? Стал подозрительным, как Отелло, которое рассвирепелло и… Да уж. Докатился! «У тебя есть Марина!» — напоминаю себе. Спокойная, умная, красивая. Не такая безбашенная сучка, как Лана. Прошу прощения, но она сама себя так называет. Марину я люблю, а с женщиной-кошкой занимаюсь непотребством. Хотя почему непотребством? Как говорил Владимир Ильич Ленин: «Мы не аскеты…» Видимо, иногда это мне надо. Может быть, для того, чтобы почувствовать, что я здесь, я жив, а не заблудился навсегда в той бесконечной серой пелене, которая пыталась окутать меня четыре месяца назад? Теперь блужу с Ланой.