— Да, именно. Ну ладно. Отец на допросе впрямую спросил Михаила, не жалко ли ему убитых. Тот насупился, но так ничего и не ответил. Несмотря на свои пятнадцать лет, он молчал до конца. Никакие уговоры не помогали. А вот его брат и Виктор Балуев попались на простую «ментовскую» уловку. Отец долго удивлялся, как Альбатрос, вор со стажем, на нее купился. Отец сказал ему, что Михаил начал давать показания и что он рассказал, где спрятаны деньги. Отец сомневался в одном — знает ли Михаил на самом деле, где они, Николай мог деньги закопать один. Но выхода другого не было и отец пошел ва-банк.
Они разложили на столе взятые на время деньги и банковские мешки и привели Альбатроса.
После истерики и мата тот немного успокоился и «раскололся». Его подцепили на том, что Мишка валит все на него, мол, охранников убивали Альбатрос и Болт. Зная молодость, неопытность брата, то, что он первый раз в деле, Николай поверил отцу. И зря.
Если честно сказать, в этой истории достойней всех вел себя Михаил Ляхов. Те двое при очной ставке предали его полностью.
Когда потом, после приговора, отец посещал Николая Ляхова в камере смертников, тот пересказал ему рассказ Михаила, как он хладнокровно расстрелял четверых инкассаторов. Сам же Мишка не проронил ни слова. Им всем вынесли высшую меру наказания, но потом Михаилу Ляхову ее заменили на пятнадцать лет лишения свободы, как несовершеннолетнему.
Деньги нашли, Альбатрос проболтался. В общем, время показало, кто есть кто. Альбатрос и Болт в свои тридцать лет отсидели по три раза, были известны в уголовном мире, но тот авторитет и то влияние, которых добился сейчас Михаил Ляхов, им и не снились. Некрон — это имя в преступном мире много значит. Его крестил сам Пантелей Никонович Кондратьев, величайший вор в истории СССР. Понт, так его звали по фене. Понта посадили в четырнадцать лет, и до самой смерти он не пробыл на воле ни дня. Жил в лагерях, управлял оттуда делами в зонах и на воле.
Когда Михаилу заменили высшую меру на пятнадцать лет, на него в тюрьме было совершено покушение. Сын убитого им инкассатора работал в ней конвоиром. Он надеялся, что всех расстреляют, а когда приговор изменили, он сам решил отомстить. В ночное дежурство он открыл одиночную камеру, вынул табельное оружие и в упор выстрелил в спящего Михаила Ляхова. Но только ранил его в руку. Тот спросонок набросился на него, скрутил, отнял оружие, избил, а потом хотел пристрелить, но вовремя сдержался. Подоспели разбуженные охранники, и Михаил отдал им револьвер.
Сын инкассатора заявил, что вошел в камеру, а Ляхов на него напал. Он надеялся, что тому все-таки дадут вышку. Отец выяснил, как было дело, и парня уволили из органов. Хоть Михаил Ляхов и совершил тяжкое преступление, но он шел с оружием на вооруженных, тренированных бойцов, а не на беззащитных граждан. В этом случае шансы как бы уравниваются — кто кого. Но тех, кто убивает женщин, детей, стариков, я бы на месте расстреливал, без суда и следствия, — Семенов тяжело вздохнул.
— Некрон отсидел в общей сложности двадцать лет, из них четыре в одиночке и год в карцере. Он несгибаемый вор, таких особенно уважают. За все эти годы он ни разу не работал — труд они считают для себя позорным. И кстати, он в жизни больше никого не убивал.
— Ему же дали пятнадцать, где же он еще четыре намотал? — спросил Сергей.
— В лагере его хотели убить конкуренты — подкараулили у складских бараков, завязалась драка, и он заточкой тяжело ранил троих. Был суд, и ему добавили четыре года. Ну а если сказать по совести, Некрон воровской закон чтит, уважает, соблюдает и заставляет соблюдать остальных.
— Вы думаете, он или его люди могли ограбить «Нокс банк»?
— Сам он не грабил, годы не те, а насчет его людей не уверен. Если был мотив, то могли ограбить.
— А с другой стороны, зачем ему грабить банк, где он член правления…
— А знаешь, — вдруг переменил тему Семенов, — этот Альбатрос, когда узнал, что опер его «купил на кукле», впал в психоз. Он хватался руками за раскаленные батареи, так что кожа пузырями вздулась, с размаху бился головой о стены, ревел и рычал, хотел удавиться. Пришлось надеть на него смирительную рубаху и неделю колоть успокоительные.
В кабинет Корнилова вбежал Андрей Саксонов. Генерал поднял взгляд от бумаг, насупился, но по выпученным глазам майора, по его вспотевшему лбу и растрепанному халату он понял — опять что-то стряслось. Его подчиненные без доклада и без стука к нему никогда не врывались.
Саксонов подбежал к столу, схватил чистый лист бумаги, авторучку и быстро, размашисто, но коряво написал:
«Пропали все деньги со счета в «Swiss Bank»». А потом добавил вслух:
— Проверяю остальные…. — Дальше говорить он не решился, а только покачал головой, чтобы шеф понял.
И Корнилов понял. Брови у него приподнялись, глаза округлились, а рот открылся в негодовании.
— Как! — заорал он. — Как это!!!
Корнилов поперхнулся словами — говорить было небезопасно — кабинет мог прослушиваться.
Он вскочил, подбежал к сейфу, открыл его, достал оттуда универсальный глушитель радиосигналов, поставил на стол и включил. Сразу появился неприятный, тихий, высокочастотный свист и мерно задребезжали оконные стекла.
— Как такое могло произойти, — генерал схватил Андрея за грудки его белоснежного, отглаженного халата и притянул к себе. — И это перед операцией «Глиняный горшок».
— Я выясняю, Алексей Михайлович, — обливаясь потом, пролепетал компьютерщик.
— Много там было денег?
— Двадцать миллионов долларов.
— Туда были переведены деньги из «American Express Bank»?
— Да.
— Обналичены?
— Нет.
— Черт вас всех побери. Мы должны привезти деньги в Москву завтра утром, а в обед они должны быть у… — генерал осекся. Эту информацию Саксонову знать не полагалось. Корнилов сел в кресло и закурил.
Успокоившись, он спросил:
— Как, в принципе, это могло случиться?
Андрей поправил халат, пригладил волосы и сел в кресло напротив Корнилова:
— Не знаю, вариантов много.
— Сколько много? Сто, двести?
— Нет, я думаю пять, десять, и я их все проверю.
— Ладно. Мы можем обналичить десять миллионов долларов в Москве?
— Да, но это сразу станет известно тем, кому об этом знать не надо.
— Тогда где?
— В Риме, в Национальном банке Италии. Там на счете законсервированы как раз десять миллионов.
— Сколько времени на это уйдет?
— Пару дней, и сроки от нас не зависят. Вы же понимаете, Алексей Михайлович, надо послать извещение об обналичивании суммы, а она немалая.
— Ясно. Действуй быстрее, — перебил его генерал.