Потом был разбор боя. Нортон объяснил Андрею, в чем была его ошибка. Он также предупредил его и всех остальных, что вынужденная помощь попавшему в беду разведчику — это исключение из правил.
— Я разрешил тебе помочь лишь потому, что это был ваш первый бой. Второй раз такого не повторится, — заверил он.
Все пошли на обед. В коридоре Андрей подошел к Нику и поблагодарил за спасенную жизнь.
— Я твой должник и этого никогда не забуду, — сказал он. На что Виктор ответил, что все это пустяки и любой на его месте поступил бы так же.
Сергей Михайлов закончил свой рассказ.
— И это все сделал ты? — спросил его полковник Семенов.
— Да, я — Виктор Матвеев по кличке Ник, а сейчас Сергей Михайлов.
— А какое отношение к этому имеет Корнилов?
— Пока никакого, — ответил Сергей. — Этот эпизод я вам рассказал потому, что в те дни я стал абсолютно другим человеком. Я стал убийцей. Кем я был до этого дня — взрослым пацаном, играющим в военные игры. Да, для нас с Андреем Саксоновым и других разведчиков вся эта учеба была романтической, серьезной, опасной, но игрой. Мы все повзрослели в те дни. Мы все тогда стали убийцами. Нас сделали ими ради высокой цели. — Сергей замолчал.
Ольга Лаптева и Петр Петрович Семенов смотрели на него с ужасом.
— Только через смерть и боль мы поняли настоящую цену человеческой жизни. Не только жизни своих друзей и соратников, но и жизни вообще — любого человека. Я не хочу сказать, что я перестал ее ценить, нет, но, перешагнув через эту запретную грань, я стал по-другому относиться к ней. Я перестал бояться убивать. Раньше это было запретным плодом, табу, привилегией преступников и убийц, которых общество карает за это. Нас же общество само подтолкнуло ради якобы высоких целей и идей на совершение преступления над самой сутью бытия, над человеческой жизнью.
В те дни, после долгих размышлений, я пришел к выводу, что жизнь любого человека священна и неприкасаема, но общество еще не доросло до понимания этого. Поэтому люди и совершают убийства, поэтому общество и карает их тем же способом. Если каждый человек поднимется на более высокий уровень сознания и поймет, что он не вправе отнимать жизнь у другого человека, то и убийств не будет, и казней не будет. — Сергей замолчал, а Семенов достал сигарету и закурил.
— Воистину говорится — кто видел смерть, тот знает цену жизни. Мы много тогда совершили казней. Каждый попробовал по нескольку десятков раз. Мы оттачивали свое мастерство в боях с преступниками, приговоренными к смерти, и я вам скажу, мы неплохо натренировались. Я, например, научился убивать человека с одного удара в нос, в висок или пальцем в глаз. Позднее мы получали более изощренные задания, но это время, время перемены моего мировоззрения, я вспоминаю с каким-то непонятным трепетом.
Позднее нас посылали в командировки в тюрьмы, где производились казни преступников. Мы приводили их в исполнение. Это оттачивало наше мастерство убийц. В таких казнях мы действовали с помощью оружия — пистолетов и ножей. Вы знаете, пристрелить с одной пули человека — это тоже большое мастерство. Вот так я стал другим человеком — профессиональным убийцей. Это не было нашей основной работой, но я и каждый из нас психологически и физически были готовы сделать это любым доступным оружием — от рук и ног до ножей и пистолетов, ядов и бомб.
Семенов и Ольга молчали. Они сначала с ужасом, а затем с интересом слушали Сергея.
— Чему вас еще научили? — вдруг спросил Петрович.
— Любить Родину, — ответил Сергей. — Я еще расскажу один случай из моей биографии, а потом перейду конкретно к нашему делу.
— А почему ты все это нам рассказываешь? — вдруг спросил Петрович.
— Я хочу, чтобы вы знали, кто я такой и почему происходят все эти события. Я заварил эту кашу. Почему я это сделал, я вам скоро объясню. Позднее вы поймете меня, поймете, с кем вы связались, точнее, с кем мы все связались. Я имею в виду генерала Алексея Михайловича Корнилова и его команду. Ведь их готовили точно так же, как и меня, и у них та же психология поведения, вот только мотивы разные.
— Через несколько месяцев после окончания нашего четырехмесячного курса по искусству выживания, а точнее — умению убивать, в ВШ приехал Нортон. Ника пригласили в кабинет к Васильичу. Ник и Нортон встретились как старые друзья.
После крепких рукопожатий все расселись на стулья, и Нортон произнес:
— Ты, Ник, один из лучших наших агентов, и тебе руководство поручает особо важное задание. Отнесись к нему серьезно, выполни с честью, и это зачтется в твоей дальнейшей карьере.
— Какое задание? — спросил Ник.
— Тебе предстоит ликвидировать одного человека, — начал Нортон. — Он преступник, авторитет преступного мира, вор в законе. Покровительствует процветанию воровских общаков, помогает вышедшим из заключения преступникам, но это не все. Помощь временная, и деньги в общак должны быть возвращены, а это означает, что тот, кто ее получает, разорвать связь с преступным миром не может. Вор сам посылает его на дело. Мы знаем о нескольких ограблениях и убийствах, совершенных по его указанию. Сам он в них не участвует, и поэтому арестовать органы его не могут — нет улик. Даже если бы его осудили и посадили в тюрьму, то он и там бы продолжал свою преступную деятельность. Его деятельность мешает обществу и противоречит закону, поэтому специальная комиссия при председателе КГБ постановила ликвидировать его негласно. Это задание поручено тебе.
Ник подумал и спросил:
— Мне можно ознакомиться с делом?
— Да. Вот документы: фотографии, записи телефонных разговоров, кинофильмы, материалы дел его подручных, агентурные данные. Изучи их, но только в стенах этого кабинета. Выносить их из этой комнаты ты не имеешь права. Когда ознакомишься, подумай, как его лучше устранить. Руководству хотелось бы, чтобы это была бытовая ситуация, а не расстрел или поножовщина.
Ник читал дело и ужасался. Следствие подробно описало весь триумфальный путь вора, от самого первого его преступления. Ник взял фотографию. С нее на него смотрели злые, глубоко посаженные карие глазки. Нос у него был орлиный, а рот, искривленный в ехидной ухмылке, сверкал несколькими золотыми зубами. Это был мужчина пятидесяти лет, невысокого роста, на вид сильный. Звали его Зуда. Может, от занудливого характера, может, еще от чего, но этот человек даже с фотографии внушал необъяснимую неприязнь.
Он контролировал несколько зон на севере России и считался влиятельнейшим вором в законе. Жил под Москвой, на даче, принадлежащей какому-то писателю. Очевидно, это была его дача, но оформлена на писателя.
Так как по воровскому закону вор не имеет право иметь собственности, то Зуда не был владельцем ничего, что можно было бы конфисковать. Он был гол как сокол. На самом же деле у него было три иномарки (редкость в то время), квартира в Москве в сталинском доме и дача. Он также владел домом в Сочи и небольшой яхтой. Все это состояние числилось на разных людях и организациях, но распоряжался всем Зуда.