— Ага! Идем, достану!
Сулема, взяв бутылку первача, отпил почти половину прямо из горла. Он был в перчатках, поэтому за отпечатки на пузыре не думал. Теплая волна успокоения пошла по телу. Задание Жилина он наполовину выполнил. Остался Ефим. С ним чеченец планировал покончить в зависимости от того, как получится с Голониным и его девкой. Настя могла упереться, и пришлось бы ее уламывать или принимать кардинальное решение, а это означало потерю времени. Поэтому деду Ефиму, по плану, Сулема отводил еще сутки жизни. Но теперь, когда с первыми разбор закончен, можно и с Ефимом рассчитаться прямо сегодня. А чего тянуть? Лишнее время его пребывания тут — это лишний риск засветиться. Объясняй потом в ментовке, что он делал в поселке в ночь убийства Насти и гибели Голонина. Тогда Ефима трогать будет нельзя. Придется ждать. От ментов-то он отмотается, это не проблема, а вот с дедом неминуемо придется откладывать акцию ликвидации. Ждать момента. А сколько ждать? Неизвестно. Так что уж вернее завершить все одним махом и убраться отсюда.
Баркас его могли видеть, особенно местные пацаны, слоняющиеся возле реки, словно она их магнитом к себе тянет. Ну и что? Он нигде не зарегистрирован, да и притопит его Сулема, как наступит необходимость. А пока спрячет его у базы снайперов, как доберется туда. Там, правее, стоит еще катерок. Тот уже на прииске числится, чистая посудина. На нем и вернется к Жилину. Значит, решено! Валить Ефима будем сегодня, прямо сейчас, укрывая полушубком.
Старик вернулся:
— Еле дошел, мать ее!
— Может, махнешь все же, дед Ефим? Перед сном-то, для разогрева?
— А, давай! Налей стакашек!
Хоза подал старику полный граненый стакан.
— Ну ты че, Сулема? Лобастый не потяну, граммов сто, не больше.
— Так отпей, сколько хочешь, какие дела?
Дед Ефим сделал большой глоток, закашлялся:
— Черт! Не в то горло пошло!
Хоза несколько раз хлопнул старика по спине. Кашель прекратился. Дед продолжал возмущаться:
— И что за день сегодня такой? Все через задницу идет!
— Ты ложись, пропотей, к утру, глядишь, и полегчает.
— Дай-то бог!
Дед Ефим с помощью Сулемы взобрался на печь. Чеченец, встав на лавку, накрыл его одеялом, сверху бросил тулуп. И тут же резко выхватил из-под головы старика подушку, накрыл ею его лицо. Налег всем телом на подушку, закрывая старику доступ воздуха. Ноги и руки деда Ефима задергались. Предсмертная судорога сотрясала тело. Минут через пять Ефим затих. Теперь уж навсегда.
Хоза поднял подушку. На него смотрели открытые, немного выпученные глаза на посиневшем от натуги лице. Он закрыл веки, подержал немного, отпустил.
— Вот так, дед Ефим, вот ты и не будешь больше болеть, отболелся! Прощай, старик, мне, честное слово, жаль, что так получилось. Да будет тебе земля пухом!
Больше в Рахтуре Хозе Сулейманову делать было нечего. На данном этапе. Он вновь переоделся на выходе из дома, накрывшись штормовкой от продолжающегося затяжного ливня, вышел во двор и растворился в темноте.
Через некоторое время баркас с Сулемой у руля, тихо качаясь на волнах Аллы, уходил по стремнине вниз, все дальше от поселка. Только на повороте, в устье Гравы, он завел мотор и направил баркас туда, где, обкурившись анаши, уже спали Шмель, Малой и Серый. По пути утопил перчатки. Надобность в них отпала.
Сулема не стал будить подельников, да и бесполезно это было. Он завел баркас в камыши, укрыл его, вернулся в домик. Из потайного шкафа достал еще один спальный мешок, разделся, развесив промокшую одежду, влез в него. И уснул сном спокойного, здорового человека, сразу и без сновидений.
Утром новоявленные снайперы и Шмель были немало удивлены соседством с Сулемой, который и поднял их ровно в шесть утра, по-военному:
— А ну, гвардия, сорок пять секунд, подъем!
И даже спичку зажег. Для проформы, конечно. Наивно было бы ожидать, что его подчиненные приведут себя в порядок за время горения спички. Ровно через сорок пять секунд.
Когда троица наконец пришла в себя, оделась, собрала спальные принадлежности, чеченец приказал:
— Малой и Серый на причал, умываться, бриться, Шмелю остаться. Вперед!
Бывшие зэки вышли из домика, Сулема обратился к Шмелю:
— Докладывай, Гена!
— Да докладывать, по большому счету, нечего. Тренируемся понемногу, но о чем еще можно говорить? Всего сутки прошли!
— Поторопись! Я точно не знаю, когда твои подопечные понадобятся в деле, поэтому нужно подготовить их в экстренном режиме. Сам будешь их страховать и… ну остальное ты знаешь. Сейчас я уплыву, встречусь с хозяином. Если сроки акции установлены и окончательный план разработан, то сразу сообщу тебе.
— Как?
— Скорее всего, сам приеду. Ставить задачу. Я поплыву на штатном катере.
— У нас тогда из плавсредств ничего не останется?
— Мой баркас в камышах, но его не трогать без острой необходимости, он наверняка находится в розыске, но в акции использовать будем его. Затем затопим.
— Где засветил-то его? Не иначе шухер навел в Рахтуре?
— Тебя это волнует?
— Нет! Ни разу!
— Вот и не спрашивай глупости, подведи сюда катер, мне пора!
Шмель ушел, но скоро под урчание небольшого катера подошел к причалу, где заканчивали свой утренний моцион Малой с Серым.
Сулема пересел в катер.
— Счастливо оставаться, стрелки ворошиловские, сегодня весь день тренироваться, патронов не жалеть. Все! До скорой встречи, братва!
— До встречи, — разрозненно ответили ему «снайперы».
Хоза развернул катер и направил его против течения Гравы, к прииску.
Утром следующего дня Жилину позвонил начальник милиции Рахтура.
— Дмитрий Сергеевич, это Ипатьев, здравствуйте!
— Доброе утро, Федор Олегович, случилось что?
— Случилось!
— И что же?
— Да два старика у меня прошедшей ночью богу души отдали и девицу одну забили насмерть. В одну ночь!
— И что в смерти пожилых людей криминального? Другое дело — девушка. И все же, почему ты решил, что данный факт будет мне интересен? Кстати, кто погиб и умер?
— Грунин Ефим Григорьевич, Голонин Яков Петрович и его то ли внучка, то ли не пойми кто, Настя, жившая в доме последнего.
— Дед Ефим? Голонин? Настя? Последняя, говоришь, убита?
— Да!
— Жаль, знал я стариков лично. Да и девушку видел. И все же, не пойму, почему ты решил позвонить мне? Я бы и так узнал. Следовательно, у тебя есть ко мне какой-то свой интерес?