— Узнаешь меня, дядя? Ну! — склоняюсь я над поверженным противником. Его тело окаменело, но лицо я не планировал затронуть. — Что с моими родителями?

— Они погибли, — ворочаются его губы. — Автомобильная авария.

— А я? Почему я в интернате, а не здесь?

— Ты тоже погиб.

— Я живой! Ты слышишь меня? Я живой! Это квартира моих родителей, здесь должен жить я, а не ты!

— Паша, — останавливает меня Марго. — Спроси у него, где деньги? Искать некогда.

— Где деньги и документы на квартиру? — трясу я дядю. Он насмерть перепуган и не понимает, что с ним произошло. Приходится втолковывать. — Это я тебя превратил в камень. Примерил шкуру инвалида? Если ты сейчас не скажешь, то никогда не уже встанешь.

— Сейф. В кабинете.

Марго исчезает, но вскоре возвращается.

— Там кодовый замок.

— Говори код? Быстро!

— Дата. Тот самый день.

— Какой еще день? Говори четко.

— Автомобильная катастрофа.

— Когда погибла моя семья? — доходит до меня. — Для тебя это счастливый день? Ну, ты и сволочь!

И как я мог перепутать законченного подлеца со своим отцом. Мне хочется врезать ему по физиономии, но занесенная рука опускается. Не умею я бить лежачих. Я знаю дату, когда моя жизнь раскололась на ДО и ПОСЛЕ. В тот зимний день родители обещали показать нам с сестрой какой-то сюрприз. Их лица светились счастьем, а мы гадали, что нас ждет впереди. Но не дождались.

Я диктую дату Марго. День, месяц и год. Пока ее нет, я продолжаю допрос.

— Кто эта женщина?

— Светик, я с ней живу.

Его манера коверкать имена будит воспоминания. Еще один просвет в заиндевелом окошке прошлого. Я гостил у дяди в дошкольном возрасте. Он называл меня Павликом. А рядом были Верунчик и Вовчик.

— У тебя была жена Верунчик и сын Вовчик. Вы жили в Дмитрове.

— Нет у меня никого! — злится дядя.

В прихожую влетает сияющая Марго с тремя пачками денег.

— Евро, доллары и рубли. Класс! — радуется она, пихая деньги в пакет.

— Что еще в сейфе?

— Ерунда. Женские побрякушки и папка с бумагами.

Я спешу в кабинет, где работал мой отец. Родная квартира — лучшее лекарство от беспамятства. Мебель в кабинете та же, только нет приятных мелочей и фотографий в рамочках, которые хранили дух моей семьи. Из распахнутого сейфа торчит папка. Я беру ее, раскрываю, но мне на ухо шипит Марго:

— Делаем ноги, пока не поздно.

Мне хочется остаться подольше в родной квартире, хочется заглянуть в свою комнату, найти старые фотографии, прикоснуться к своему прошлому, но я понимаю, что Марго права. Шум борьбы могли услышать соседи. Да и дядя со своей молоденькой пассией может скоро прийти в себя.

Мы захлопываем дверь квартиры и спускаемся в холл. Марго мило улыбается консьержке, та замечает ее инвалидность и хмурится от непонимания. У курьера должны быть две руки!

— Что-то вы долго, — ворчит консьержка.

— Клиенты не хотели деньги отдавать.

Хотя Марго говорит правду, консьержка хмурится еще больше. Мы спешим к спасительному выходу. Сквозь стеклянную дверь подъезда я вижу приближающегося Тиски. Он в десятке шагов. С ним Кабан.

Вот дерьмо!

Бандиты замечают нас. Что делать? Я бросаюсь обратно к консьержке.

— Соломиных ограбили! Срочно вызовите полицию. И не пускайте его. Это главарь грабителей, — показываю я на Тиски за стеклянной дверью, тыкающего пальцем в домофон.

Пока потрясенная консьержка нервно хватается за телефон, я тяну Марго обратно к лифту. Мы спускаемся вниз. Все корпуса в «Серебряных ключах» объединены подземными паркингами и переходами. Я вспоминаю, как даже в зимнюю стужу спокойно бегал в шортах в бассейн, и веду Марго по этому пути. Мы проходим запутанными переходами и поднимаемся в холл фитнес-клуба. Девушка за стойкой встречает нас приветливой улыбкой, но мы бодрым шагом проходим мимо, выскакиваем из клуба и направляемся к проходной. Память возвращает мне счастливые мгновения. В солнечные дни мы всей семьей загорали и плавали в бассейне на крыше фитнес-клуба. Как же хочется снова окунуться в бассейн.

Однако приятные мысли тут же сменяются тревогой. Охранник у шлагбаума на выезде выслушивает по рации какую-то команду. Его фигура перегораживает дорогу, а недобрый взгляд фокусируются на мне. Неужели ему успели сообщить?

— Отвлеки его, — шепчет Марго.

— Чем?

— Чем хочешь.

Я не понимаю, что она задумала, и произношу первое пришедшее в голову:

— Вы не могли бы мне одолжить свои плавки?

Кирпичное лицо охранника идет трещинами. Черт! Мысли о бассейне сыграли со мной дурную шутку.

— Что-что? — напрягается охранник.

Колено Марго увесисто летит ему в пах. Как же ловко у нее это получается! Мы проскакиваем под шлагбаумом, а вместо грозной фигуры за нашими спинами остается скрюченный человечек, сжимающий ладони между ног.

— Главное — отбросить сомнения, — повторяет свой принцип Марго. — С плавками ты хитро придумал.

С этими словами мы плюхаемся в поджидающее нас такси. Марго гордо трясет деньгами.

— Ну, вы даете, — восхищается водитель, срываясь с места.

32

Даже в летний зной следователь Николай Самаров застегивал пиджак на все пуговицы и туго затягивал галстук. Костюмы он предпочитал темные, а рубашки светлые, смотрел на мир со строгим прищуром и не допускал, чтобы длина прически превысила один сантиметр. За внешний вид, служебное упрямство, а также излишнюю дотошность и неулыбчивость, коллеги за глаза называли тридцативосьмилетнего майора «человек-сюртук».

На место происшествия в «Серебряные ключи» Самаров прибыл вместе с экспертом. Каждый занялся своим делом. Эксперт искал улики, а следователь терпеливо слушал сбивчивые показания потерпевших. Взволнованного человека лучше не перебивать, знал Самаров по опыту, пусть выговорятся, на первом этапе расследования лишней информации не бывает.

Пока бледный от пережитого Артур Викторович Соломин жадно опустошал бутылочку минеральной воды из холодильника, Самаров бегло осмотрел просторную квартиру и вернулся к потерпевшим. Настало время задать уточняющие вопросы.

— Артур Викторович, вы назвали грабителя самозванцем. Почему?

— А как же! Он заявил, что приходится мне племянником, но это ложь!

— У вас нет племянника?

— Был. Вся семья брата погибла, у меня есть справки о смерти. Я сейчас покажу.

— Это позже. — Следователь жестом остановил Соломина, безвольным кульком сидящего в кресле. — Вы точно запомнили, что девушка была без руки?