— Как такое забудешь.
— Значит, грабителей было двое. Худой парень лет шестнадцати и девушка инвалид. Оба без оружия.
Соломин утвердительно качнул головой. Самаров наклонился к потерпевшему, следя за его реакцией.
— Тогда почему вы не оказали им сопротивления?
— Да не успел я ничего сделать! Меня толкнули, и я упал. А когда поднялся, снова свалился.
— Вас ударили?
— Не помню. Я лежал и не мог пошевелиться.
— А что делали вы, Светлана?
— Это был сущий кошмар! Я хотела позвонить, позвать на помощь, но тоже упала.
— Вы выбежали в прихожую и споткнулись?
— Нет. Точнее да, это произошло в прихожей, но я не спотыкалась. Это было что-то странное, я упала и будто окаменела.
— То есть, как и Артур Викторович не могли пошевелиться?
— Да. Однорукая стерва переступила через меня и обчистила наш сейф.
Самаров задумался. Шоковое состояние типичная реакция на стресс, вызванный ограблением. Однако шок наступает сразу, он отключает волю, а хозяйка пыталась позвонить и помнит многие детали.
— Давайте поговорим про сейф. Он не взломан. Откуда грабители узнали код?
— Парень угрожал мне, обещал сделать еще хуже, и мне пришлось… — лепетал Соломин.
— Зайка, но ты не называл цифр! — встрепенулась Светлана.
— Разве?
— Ты только упомянул дату, а парень сам сообщил девчонке день, месяц и год.
— Какую дату? — заинтересовался следователь.
Хозяин квартиры зло зыркнул на женщину. Чувствовалось, что в нем вскипает раздражение.
— Мне угрожали, и я сказал код.
— Нет не говорил! — настаивала Светлана.
— Я пережил стресс и плохо помню, — пожаловался Соломин следователю.
— О какой дате идет речь? — мертвой хваткой вцепился Самаров. Он знал, что в нестыковке показаний таится ключ к расследованию. Волнение мешает лгать. Поэтому так важны самые первые признания, как потерпевших, так и преступников.
— Понимаете, код к сейфу — это день гибели моего брата. Так мне проще запомнить.
— Когда это произошло?
— Двадцать девятого декабря три год назад.
— И грабитель знал эту дату?
— Об этом писали. Жуткий случай на дороге. Погибла вся семья.
Лепет потерпевшего походил на неловкое оправдание. Катастрофу трехлетней давности случайно не вспомнишь, тем более точную дату. «В этом направлении надо тщательно покопать, — решил Самаров. — А пока лучше сменить тему».
— Артур Викторович, припомните еще раз, из-за чего вы упали? Скорее всего, вас ткнули электрошокером.
— Не знаю. Всё произошло так неожиданно, — засомневался хозяин квартиры.
— Ко мне никто не прикасался, — твердо заявила Светлана. — Я потянулась к телефону, тело охватило судорога, и я грохнулась. Эх, теперь синяки будут.
— Грабители одевали маски? Возможно, они распылили нервно-паралитический газ, — предположил Самаров.
— Это наглец, лжеплемянничек, разговаривал со мной. Маски на нем не было.
— Значит, вы находились в сознании?
— Я мог говорить, но тело мне не подчинялось. Ни руки, ни ноги! Я думал, что меня парализовало.
— Парализовало, — задумчиво повторил Самаров.
В комнату вошел пожилой полный эксперт с высокими залысинами и тяжелыми очками на широком носу. Коллеги его называли Петровичем.
— Николай, я пальчики с сейфа снял. Коробку из-под фотоаппарата исследую в лаборатории.
— А следы?
— Какие следы. Двор вылизан, дождей давно нет. Под ноги себе посмотри.
— Возьми пробу воздуха.
— Зачем?
— Меня интересуют посторонние примеси. Нервно-паралитический газ, например.
— Их бы «скорая» сейчас откачивала, Коля.
— И проверь, нет ли на теле потерпевших ожогов от электрошокера.
Петрович насупился. В этом весь Самаров. При ограблении квартиры ни выстрелов, тяжких телесных не зафиксировано, а следователь всё равно придумает лишнюю работу. Хотя, если подумать, грех жаловаться. Самаров поручил не разложившийся труп фотографировать. Исследовать молодое женское тело, пожалуй, приятнее.
Пока эксперт объяснял потерпевшим, какие участки тела следует оголить в первую очередь, Николай Самаров спустился на первый этаж и допросил консьержку. Она довольно хорошо описала несовершеннолетних грабителей и упомянула интересный факт. Подростки испугались двух мужчин, пытавшихся войти в подъезд, поэтому убежали через подземный паркинг. А незнакомые мужчины, как только поднялась шумиха, сразу исчезли.
Такси останавливается около метро. Я передаю водителю пять тысяч рублей одной купюрой.
— Э, а за очки штуку накинь, — клянчит он, — ты же не вернул.
Я признаю его требование справедливым, копаюсь в пакете и убеждаюсь, что у нас нет мелких денег. Пачка купюр по пять тысяч рублей, доллары и евро по сотке.
— Сдача есть? — показываю я малиновую банкноту.
— Как вас зовут? — спрашивает таксист.
— А тебе зачем? Заложить хочешь?
— Я что, самоубица. Еще подельником привлекут.
— Мы скажем, что ты главный, — подтверждает Марго. — А с нас взятки гладки — мы несовершеннолетние.
— Вы смелые. Я б никогда на такое не решился. Меня, кстати, Никитой зовут.
Я чувствую себя опустошенным, как сдувшийся шарик в холодной луже. Нет сил, куда-то идти и что-то предпринимать.
— Паша, — представляюсь я. — А она Марина.
— Дай пять, Паша. Ты супер. — Таксист хлопает меня по раскрытой ладони. Он молод, немного за двадцать, и держится как реальный пацан. — Куда теперь? Моя тачка в вашем распоряжении.
— Пожрать бы пиццы, — бормочу я.
— Где у вас квартиры сдают? — вмешивается деловая Марго.
— Вам причалиться некуда? Так у меня комната свободная. А что, я один живу и сдам вам за штуку в день, — предлагает Никита.
Мы с Марго переглядываемся. Я чувствую, она тоже устала и не горит желанием таскаться по неприветливой столице в поисках теплого угла. Деньги, конечно, таксист просит бешенные, но мы же теперь богачи.
— Да что тут думать, погнали! — Никита весело выдергивает из моей руки пятитысячную купюру. — Сдача в счет первых четырех дней. А пиццу мы закажем на дом.
— Дешевле в магазине купить, — ворчит Марго.
— Хозяин-барин, — соглашается улыбающийся таксист.