Меня заталкивают в машину. Моня, как обычно радуется деньгам, а Кабан за рулем докладывает Тиски, что я отработал задание. Я прикрываю глаза. Голова трещит, в душе гадкое успокоение. На этот раз Марина не пострадает.
Был ли у меня выбор? Может, надо было направить свою злость на бандитов и убежать, когда они грохнутся? А Марина? Что стало бы с ней? Тиски продумал систему оповещения до мелочей. И я не сомневаюсь, что сломанным пальцем в случае неповиновения, он бы не ограничился. Марина — заложница, а я — орудие в руках бандитов.
Кабан тормозит в тихом переулке. Меня тянут за шкирку и пересаживают с угнанной на время ограбления тачки на привычный джип. Погони нет.
Мы держим путь за город в каменный дом за высоким забором. Там, запертая в подвале, ждет моего возвращения Марина. Сбежав из унылых палат интерната, мы оказались фактически в тюрьме.
Джип въезжает во двор. Глухие ворота автоматически закрываются. В зарешеченном окошке цокольного этажа появляется лицо Марго. Сзади ее держит Тиски, готовый в любой момент искалечить девушку. Так бандиты страхуются от моих способностей.
Кабан заводит меня в дом, толкает вниз по лестнице. Навстречу выходят Марго и Тиски. Я вижу боль в глазах девушки.
— Без глупостей, Парализатор, — предупреждает Тиски.
Главарь ни на секунду не теряет бдительность. Стоит мне поднять взгляд, как тут же хрустит вывернутая за спину рука Марго. Только не это! Я покорно опускаю глаза, прикрытые очками.
— Тиски, мы самые крутые! — победно потрясает полной сумкой Моня.
— Сколько взяли?
— До хрена!
Нас с Марго заталкивают в цокольный этаж. На радостях бандиты не запирают нас в разных комнатах, а закрывают общую дверь на первый этаж. Нас держат в будуарах с широкими кроватями. Здесь был публичный дом для толстосумов. Тиски освободил его ради пленников, способных принести ему большую прибыль. На долго ли? Что с нами станет, когда он решит завязать?
Марго разминает поврежденное плечо, ее мучает тот же вопрос, что и меня:
— Сколько так будет продолжаться?
— Мы что-нибудь придумаем.
— Пока ты приносишь им деньги, они нас никогда не выпустят.
— Надо ждать удобного момента.
— К черту! Пусть ломает мне руку! Попытайся!
— Ни за что, — качаю я головой, любуясь на прекрасную девушку. Я не могу стать причиной ее боли.
Мой взгляд слишком красноречив. Марго смущенно отворачивается. Ее пальцы стремятся поправить сбившийся хвостик на голове.
— Я, наверное, страшная?
— Ты красивая.
— Я как чучело. Мне надо подстричься.
— Ты самое чудесное чучело на свете.
— Ты издеваешься надо мной?
Марго отходит к раковине и смотрится в зеркало. Она придирчиво изучает себя, распускает хвост и встряхивает волосы. С минуту вертится, что-то поправляет в прическе, потом находит мое отражение в зеркале, и ее сияющие серые глаза словно покрываются пеплом.
— Знаешь, почему я не люблю зеркала? — спрашивает она.
— Почему?
— В них я вижу себя калекой. Я так привыкла к одной руке, что не чувствую себя ущемленной. Я забываю, что я не целая. Я всё умею делать одной рукой. Честно-честно! Кроме одного. От того и бешусь! — Марго поворачивается ко мне, разглядывая свои растопыренные пальцы. — Я не могу подстричь себе ногти.
Ладонь у Марго узкая, пальцы ровные и длинные, а вот ногти…
— И ты их обкусываешь? — догадываюсь я.
— Ночью, когда никто не видит, — смущается девушка.
Я отчего-то краснею и прячу свои руки. Как же я до сих пор не догадался! Я топаю к запертой двери и долблю кулаком. Через пару минут слышен недовольный возглас Мони.
— Чего бузишь?
— Принеси ножницы!
— А ху-ху не хо-хо? — ржет уже выпивший Моня.
— Мне нужны маленькие, для стрижки ногтей!
— Я тебе чё, галантерея?
— Эй ты, козел! Я что, не заработал на ножницы?
Моня хочет сказать очередную гадость, но его осекает Тиски. Вскоре под дверь просовывают маникюрные ножницы. Моня бухтит и грозит поквитаться за козла, а я чувствую себя победителем.
Мы с Марго садимся на кровать. Девушка кладет мне руку на колено. Ее сломанный мизинец примотан бинтом к обломку стержня. Я боюсь за него браться и начинаю с большого пальца. Я неумёха, свои-то ногти толком постричь не получается, а уж чужие…
Ну вот, задел кожу! Марина стойко терпит и не делает замечаний.
— Я научусь, — заверяю я, дуя на выступившую капельку крови. — Я стану лучшим подстригателем ногтей.
— Маникюршей? — улыбается Марго.
— И готов стричь твои ногти всю оставшуюся жизнь. Для меня это будет счастьем.
Ох, ничего себе! Что я несу? Кажется, я признался в любви.
Я краснею, склоняю голову и сосредотачиваюсь на работе. Мягкие прикосновения наших рук жутко возбуждают. Я чувствую доверие и покорность девушки. Это вызывает во мне прилив неведомой ранее страсти. Каждый пальчик девушки передает некое послание, и меня обволакивает теплое облако нежности.
Вот работа закончена, но я удерживаю руку Марины, не в силах разорвать контакт. Она в джинсах. Я вижу ее чуть расставленные бедра, и периодически вздымающуюся грудь. Я готов так сидеть вечно. Но Марина произносит «спасибо» и медленно вынимает руку. Мои мечты обрываются, как вырванный порывом ветра воздушный змей.
Хорошо хоть я слюни не успел распустить. Мужик называется!
Я смотрю в пол и неожиданно предлагаю:
— Давай, я постригу ногти на ногах?
— Это я умею сама. Но есть то, что можно делать только вдвоем. — Голос девушки необычен. Он идет от сердца и, срываясь с губ, не исчезает, а обволакивает.
Я поднимаю взгляд. Ох, ни хрена себе! Что она делает!
Марина запускает пальцы мне в волосы, гладит и увлекает к себе. Я не успеваю опомниться и задыхаюсь от сладкого поцелуя. Волна счастья с новой силой накрывает меня.
— Убери ножницы, — шепчет Марина.
Какой ужас! Я обнимал девушку с ножницами в руках! Я всё испортил!
Я вскакиваю и стряхиваю ножницы на тумбочку, как вцепившегося рака. Когда я оборачиваюсь, я вижу невозможное. Марина уже стянула блузку. Ее рука за спиной делает какое-то движение, и чашечки лифчика отходят от груди. Она спускает одну из бретелек и нежная грудь обнажается. Я столбенею.
— Выключи свет и иди ко мне, — говорит Марина, перехватывая мой взгляд.
Как хорошо, что сквозь маленькое оконце под потолком пробивается лишь свет ночного неба. Темнота скрывает дурацкое выражение моего лица и разрушает скованность. Мы вместе. Я и она. Три руки расправляются с остатками одежды. Губы горят от поцелуев. Я неумело изучаю женское тело, и все-таки постигаю то, о чем мечтал в сладких снах.