– Живы? – В голосе Насти не чувствовалось уверенности.
– Пока живы, – произнес Князев, любящий точность в описании обстановки.
– Почему пока? – Настя была неисправимой оптимисткой.
«Кадиллак» уже шел с моста, а потому начинал разгоняться.
– Мы в ограждения врежемся, – пояснил Богдан.
– Сделай же что-нибудь!
– В другой раз. Тут от меня уже ничего не зависит.
– Может, обойдется? – предположила Настя, вжимаясь в сиденье.
– Но рассчитывать следует на худшее, – сказал Князев.
– Куда уж хуже!
Правое крыло коснулось ограждения. Разлетелась фара. Искры сыпались, как из-под электрода сварочного аппарата. Машина мчалась, напирая на стальные ограждения. Настя инстинктивно отодвигалась, насколько это позволял ей сделать ремень безопасности.
– Мамочка моя!
Уже скрежетала и дверца с Настиной стороны.
– Дай мне руку, – попросила женщина. – Я боюсь смерти.
– Я тоже боюсь. – Богдан выполнил просьбу Бубликовой, может, последнюю в этой жизни.
– Молитва нам поможет, – тихо произнесла Настя. – Я не хочу умирать молодой и красивой.
– Все обойдется.
– Правда?
– Правда.
– Ты меня обманываешь.
– И себя тоже.
Мужчина и женщина сжимали пальцы. Рука у Князева стала мокрой от выступившего пота.
– Не знала, что ты так сильно потеешь, – некстати произнесла Настя.
– Оставим этот разговор на потом. Хорошо? Держись!
Стальное ограждение подходило к концу. Насыпь снижалась. Еще один веер искр выпустила дверца. Теперь уже ничто не мешало «Кадиллаку» уходить вправо. Загремели по днищу камешки, вылетающие из-под колес, зашуршала трава. Машину подбрасывало, как на вибростенде.
– Взлетаем! – прокричал Князев.
Разогнавшаяся машина пересекла бровку насыпи. Колеса оторвались от земли, продолжая бешено вращаться. Вид через лобовое стекло был таким, словно Богдан и Настя оказались в кабине самолета, оторвавшегося от взлетной полосы. Но это длилось недолго. В отличие от самолета «Кадиллак» не был рассчитан на длительное пребывание в воздухе, у него не было крыльев, реактивного двигателя или хотя бы пропеллера.
Нос машины стал заваливаться, за стеклом показалась трава. «Кадиллак» рухнул на мягкий дерн, вспорол его. Автомобиль подбросило, два раза перевернуло. Он стал на крышу, проскользил с десяток метров, как пресс-папье. Машину припечатало к одиноко стоящему дереву. С него посыплись листья. Из кроны вспорхнули потревоженные птицы.
Перевернутый двигатель умудрился еще проработать с полминуты, затем чихнул и заглох. Наступила почти полная тишина. Слышалось лишь шипение воды, вытекающей из пробитого радиатора. Мешки безопасности, нахваливаемые Довлатовым, так и не раскрылись.
– Жива? – отойдя от шока, поинтересовался Князев.
– Жива, – лаконично ответила Настя, вися вниз головой.
– Цела? – продолжил логическую цепочку Богдан.
– Это еще понять надо. – Женщина пошевелила ногами, руками, повертела головой и только после этого произнесла: – Вроде цела. А ты как?
– Все цело. В рубашке родился. Только зажало меня, сам не смогу выбраться. До замка ремня не дотянусь. Поможешь?
– Мне самой выбраться надо.
Дверца со стороны Насти отвалилась. Она отщелкнула ремень, упала на траву, заглянула в салон, взяла сумочку, вытащила из нее планшет и стала водить пальцем по экрану.
– Ты чего делаешь? Помоги выбраться! – поторопил ее Князев.
– Погоди! – отмахнулась Бубликова, отошла в сторону и стала с разных ракурсов снимать перевернутую, покалеченную машину, за высыпавшимся окном которой Богдан крутил головой.
– Выбраться помоги! – пытался призвать ее к порядку Князев. – Еще загорится сейчас.
– Ничего она не загорится. Бензином и не пахнет. Сам говорил, что «Кадиллак» навечно сделан.
– Вызволи меня и потом снимай себе, сколько влезет.
– Подождешь. – Настя уже полностью отошла от шока, уверилась в том, что ей ничего не угрожает, и вернулась к своему обычному стилю общения. – Не забывай, что я блогер. Для меня главное – фиксировать все интересное, что происходит вокруг. Какой смысл в приключениях, если я не могу вывесить их на своей страничке? Жаль, видеорегистратора в машине не было, а то я такое кино выложила бы!.. Неделю бы лидировала по просмотрам.
– По-моему, у тебя с психикой не все в порядке.
– От такого и слышу. – Настя сделала еще несколько снимков, спрятала планшет и присела возле машины на корточки.
– Ремень мне расстегни, – попросил Князев.
– Попробую.
Женщина запустила руку в машину, принялась шарить. Князев морщился.
– Это ничего, что я тебя так бесцеремонно касаюсь? – спросила Настя. – Честное слово, не нарочно.
– Делай, что хочешь, только расстегни этот чертов ремень.
– Не говори так. Он тебе жизнь спас. Вот, кажется, нащупала.
Щелкнул замок. Вызволенный Князев выбрался из машины, сел на траву, прислонился к перевернутому «Кадиллаку», запрокинул голову, посмотрел в небо.
– Облака плывут, – мечтательно проговорил он. – Красиво.
– Красиво, – согласилась Настя, усаживаясь рядом.
– Почему мы раньше с тобой не смотрели на небо? – Богдан вздохнул.
– Каждый день крутишься, что-то делаешь. Некогда вверх посмотреть. Только и глядим себе под ноги, словно свиньи. А надо не забывать хоть раз в день глянуть, что наверху делается. На тебя, смотрю, снизошло лирическое настроение?
– Конечно, снизойдет, после того как на волосок от гибели окажешься и спасешься.
– Ты за кого больше боялся? За себя или за меня? – спросила женщина.
– За тебя.
– Врешь.
– Не вру, честно, за тебя.
– Такие нежные чувства ко мне испытываешь?
– Не в этом дело. Просто подумал, что твоему Алексею скажу, если ты разобьешься, а я спасусь.
– Ничего себе, мысли у тебя. Чисто мужские. Я бы даже сказала, военные мозги. Боец погиб, а что я его маме и жене скажу? Я о другом подумала.
– О чем?
– Не скажу, смеяться станешь.
– Обещаю не смеяться.
– Мне самой смешно. Я на полном серьезе подумала, что мы сейчас разобьемся, а я с тобой так и не переспала. Обидно! Представляешь, о чем я пожалела?
– А у тебя чисто женские мозги. Я бы даже сказал, бабьи.
– Я и есть баба. Странно было бы, если бы мне в голову вставили другие мозги.