— Ты хоть понимаешь, с чем шутишь?
— Так точно. Но мне не до шуток. Я вас просил выделить мне пять оперативников из районных отделов для отработки информации. Их нет, соответственно, не выполняется задача. Мне с двумя моими операми много не накопать.
— А еще что ты хочешь? Может, тебе весь личный состав ГУВД в подчинение передать?
Саша чувствовал, как внутри его начинал закипать гнев. Ему сразу вспомнилась Машка, беспомощные, как он их тогда представил, глаза бывшей жены, изувеченный Черников, вконец измученные Саморуков и Стариков.
Давя в себе эти чувства, он через силу процедил:
— Мне нужно всего пять человек. На машине.
— Иди работай! — отмахнулся Смыслов. — Перед журналистами стыдно, я уже не говорю про начальство! Помощь ему… А ты со своим отделом на хрена тогда здесь? Поднимай Черникова, он, кажется, уже оправился после травмы. Что он там, палец сломал? Пора уже срастись.
Никитин, стараясь быть спокойным, шагнул из кабинета в приемную. Известие о том, что Смыслова уже зацепили федералы, до него, естественно, долетело сразу. Новость поведал добрый молодец, находящийся на подсосе в ФСБ. Информация, понятно, могла носить характер шняги, но парень рассказывал о трехэтажном особняке на берегу реки, новеньком «Лендровере» и двухкомнатной квартирке улучшенной планировки в самом центре города. Эта роскошь непонятным образом свалилась на Смыслова в течение последних шести месяцев, и на сей счет у Никитина была своя информация. Так что паренек лишь подтвердил ее. Оставалось гадать, сколько еще пакостей наделает Смыслов, прежде чем им заинтересуются вплотную.
Эти мысли волновали сейчас Никитина лишь потому, что он только что вышел из кабинета Смыслова. Уже через минуту, спустившись на свой этаж, Саша думал о другом. План с привлечением дополнительных сил провалился до начала его реализации. Они, как и прежде, остались втроем.
Александра донимала мысль о том, что чудовище сейчас, пока он ломает голову над процессом его задержания, может заводить на какую-нибудь стройку ребенка или резать в подвале взрослого человека. События последних дней показали, что убийце совершенно безразличен пол, возраст и род деятельности жертвы. Его интересовала лишь кровь. А она у всех одного цвета.
Ждать очередного сообщения о появлении человека в сером плаще не имело смысла. Теперь зверь будет только осторожней. В любой момент поступит сообщение об очередном растерзанном трупе. Это может продолжаться вечно.
Возвращаться в квартиру было безумием. Даже сейчас, когда всем известно, что доктор в Заболоцке, его могла ждать засада. Но квартира — единственная приманка, на которую клюет тварь. Он приходит сюда, что бы ни случилось. Возвращаться в квартиру было безумием. Однако никто не станет выставлять посты у чердака и у подвала. А именно там тварь и обитала.
Между тем Шостак не был уверен в том, что Макеев жив. Череда убийств, совершаемых им, когда-то должна была прерваться. Не исключено, что тварь уже в морге или даже на кладбище. Но пока нет доказательств этого, следует исключить любую случайность.
Несколько дней назад доктор считал, что исчезнуть не составит труда, и не позаботился об устранении Макеева. Пленение твари Никитиным и его командой тогда тревоги не доставляло. Пусть отыщут они Макеева, возможно, вытянут из него какую-то информацию — хоть Шостак и сомневался в том, что она будет выглядеть адекватно, — а дальше-то что?
Макеев — клинический идиот. Его место в психиатрической лечебнице. Когда-то давно Шостак ставил на него как на итог своей научной деятельности. Но опыт провалился. Теперь это просто существо, которое нельзя привести в суд и представить как свидетельство преступлений.
Но чему не поверит суд, то обязательно возьмет на заметку Никитин. Начальник убойного отдела уже вцепился в горло врача и разжимать пальцы не собирался. Напротив, доктор чувствовал, как они сжимались все сильнее и сильнее.
Поэтому есть веская причина рискнуть. Макеев должен исчезнуть. Странно, что он не подох за все эти годы. Видимо, каких-то результатов доктор Шостак в этом эксперименте все-таки добился.
Подвал. Вот что сейчас интересовало Витольда Романовича. У дома он осмотрелся. Ночь. Свет фонарей словно акцентирует нежелательное внимание на самых уязвимых участках местности. Да еще «Тойота» с двумя юнцами и открытыми дверцами. Они сидели в машине и слушали музыку. Негромко, не вызывающе, но звуки «Скорпионс» проникали, видимо, во все квартиры. Шостак жил в доме, двор которого был тихим. Когда кто-то не выключал магнитолу, музыка тотчас становилась достоянием каждого жильца.
— Выключи свой музон, козел! — послышалось откуда-то сверху.
Шостак узнал голос соседа. Этот крупный и неуравновешенный человек мог и спуститься. Тогда юнцам несдобровать. Но те, видимо, не были намерены вступать в конфликт. Вместо того чтобы приглушить звук, молодые люди закрыли дверцы, и заработал двигатель.
Спустя некоторое время после того, как стих шум отъезжающей машины, в подвале подъезда, закрытом снаружи на навесной замок, послышался едва различимый шорох. Одна из створок окна, расположенного на тыльной стороне здания, тихо скрипнула и отворилась. Через мгновение показалась нога, а следом и голова человека.
Словно подныривая под косяк оконной рамы, мужчина в костюме с оливковым отливом спустился на бетонный пол и, не выпрямляясь, прислушался к тишине. Он не заметил ничего подозрительного, представляющего реальную опасность, и стал пробираться в темноте меж перегородок.
Человек знал, куда идет. В угол, туда, где между стеной дома и последней из кабинок зияла пустота. На полу, небрежно брошенные друг на друга для удобства во время сна, лежали полуистлевшая фуфайка, женское пальто и рваное одеяло. Здесь жил тот, кто интересовал гостя.
Он присел над лежкой, вынул из кармана зажигалку, чиркнул колесиком и осветил угол.
Обертка от пачки печенья. Вскрытая упаковка йогурта.
Человек поднял упаковку, посмотрел число.
— Вчерашнее… — Он усмехнулся и откинул в сторону одеяло.
Под ним, поблескивая в тусклом свете зажигалки, лежали женское колечко, цепочка и заколка для волос.
Человек бросил заколку за трубу, остальное сгреб и сунул в карман. Когда идешь убивать того, кто к тебе привязан, нельзя оставлять не только собственных следов, но и свидетельств преступлений, совершенных твоей жертвой.
— Он скоро явится, — прошептал гость. — Не так часто ему удается разжиться едой, а йогурт едва тронут. Он будет помнить об этом все время.
Вдруг за одной из перегородок раздался шелест ткани, и человек мгновенно вскинул руку.
Свет электрического фонаря брызнул ему в лицо. Удар приклада автомата раздробил зубы и надорвал губу.
Не в силах держаться на ногах, человек повалился на грязный пол.
— Лежать, сука! Полиция!..