Удары ногами в пах и голову, последовавшие за этим приказом, судорогой сковали все мышцы. Невозможно было даже думать о том, чтобы сопротивляться. Человек в костюме почувствовал спиной пол и все же нашел в себе силы рвануть из-за пояса «ТТ». Раздался выстрел. Пуля срикошетила от бронежилета одного из спецов и с треском ударила в потолок.
— Ах ты сволочь! — Другой спецназовец, стоявший рядом, со всего своего двухметрового роста рухнул коленями на грудь стрелявшего человека.
Из окровавленного рта вырвался хрип. Он уже почти сдался и увидел… Никитина!
— Будь ты проклят! — Мужчина рывком сбросил с себя противника и направил оружие на майора.
Спецназовец опомнился, прижал руку, сжимавшую «ТТ», к земле и с размаху всадил кулак в подбородок незадачливого стрелка. Тот оскалился и, ощущая на себе тяжесть двух крепких мужиков, впился осколками зубов в плечо противника. Он чувствовал, как чужая кровь смешивалась с его собственной и наполняла рот, не воспринимал боли и все сильнее сжимал челюсти.
Очередной удар прикладом в лицо наконец-то прервал его мертвую хватку. Человек понял — все кончено. Свет бил ему в лицо. Он отвернулся, захрипел и оскалился.
Свет бил ему в лицо.
Вскоре спецы выволокли скованного наручниками человека из узкого коридора между кабинками, посадили на пол и привалили к наружной стене дома. Уже через мгновение к нему кто-то шагнул и присел рядом на корточки.
— Ну вот и все, доктор.
— Никитин, любопытства ради скажи, как ты узнал, что я приду в подвал?
— Я не знал.
Шостак обвел присутствующих недоуменным взглядом. Свет уже был включен. Теперь, после огонька зажигалки, скромная лампочка под потолком освещала подвал так, что он казался операционной. Стариков, Саморуков… Не хватает четвертого, этого… Черникова, кажется. С их лиц еще не сошла маска напряжения. За спинами оперов стоят трое спецов. Понять, насколько они напряжены, нет никакой возможности. Их лица закрыты масками.
— В каком смысле не знал? — глухо спросил Шостак, чувствуя, как рот заполняется кровью.
Он сплюнул себе под ноги, поднял тяжелый взгляд на Никитина и услышал:
— Я не знал, что ты сюда придешь. Я тебя здесь не ждал.
— Какого же черта здесь находишься ты и твоя кодла?..
— Я сюда пришел за другим человеком.
Доктор ошеломленно посмотрел на Старикова, который стоял над Никитиным. Опер улыбнулся уголками губ и кивком подтвердил правоту начальника.
— За кем? — прошептал Шостак.
Никитин посмотрел через плечо. Поняв команду, Саморуков подошел к одной из кабинок и распахнул ее дверцу.
На полу, прислонившись спиной к ящику для картошки, сидел Макеев. Развалив в стороны согнутые в коленях ноги, он словно уснул в этом положении. С нижней губы распахнутого рта свисала нитка слюны. На лбу еще не запеклась кровь.
— Пришлось вырубить его, когда ты появился у дома.
Шостак потер подбородок о плечо. Он пытался осмыслить происходящее, но пока у него ничего не получалось.
— Я пришел сюда за Макеевым. Твоим бывшим пациентом. Убийцей. Найти тебя в ближайшие года два я и не рассчитывал.
Шостак вдруг расхохотался на весь подвал, кашляя, сплевывая кровь на пиджак. Он дико хохотал в какой-то истерике, не обращая внимания на боль и людей, стоящих вокруг.
— А я потом посмеюсь, — заметил Саша. — Когда волна радости отойдет.
— Никитин, ты глупец! Я не знаю никакого Макеева, я спустился в подвал за картошкой!
— В костюме, в два часа ночи?
— Да какая тебе разница, когда и в чем я спустился в подвал! Это мой дом! О чем вы вообще говорите, товарищ? — Доктор уже окончательно пришел в себя и посерьезнел. — Вы что вытворяете?
— Подведите понятых, — приказал Никитин, не сводя глаз с доктора.
Шостак поднял голову и увидел, как в подвальный отсек входят двое — его бывшие соседи, Калмыковы, кажется. Из-за их спин появился оператор с видеокамерой.
Никитин сунул руку в карман пиджака доктора.
— Понятые, свидетелями стрельбы вы уже явились, теперь…
— А это я стрелял?! — взвился Шостак. — Это твои окурки в меня палили, чуть не убили!..
— Хорошо-хорошо, — согласился опер, вынимая паспорт и открывая его. — Понятые, как зовут человека, которого вы видите?
— Шостак, — тихо проговорил мужчина. — Витольд Романович. Сосед наш, врач.
— Тогда подойдите ближе и посмотрите на имя, указанное в этом паспорте. — Саша передал документ Саморукову, продолжил досмотр доктора, и вскоре в его руках оказались цепочка и кольцо. — Понятые, обратите внимание и на это. — Никитин склонился к доктору и тихо прошептал: — Знал бы ты, чьи это украшения!..
На улице Саша вынул пачку сигарет и закурил. Стариков заметил, как дрожали руки начальника.
— Ну что, доставим эту сладкую парочку в изолятор, а сами в управление? — спросил Саморуков, выходя из подъезда.
— Я очень хочу спать, — тихо пробормотал Саша. — Поеду домой. Оформите в управлении все как положено. Вы позволите мне два часа поспать? Если нет, то…
Стариков легонько обнял начальника и заявил:
— Иди домой и раньше девяти не появляйся.
Никитин спустился с крыльца, отказался от машины и пошел по улице. Он мечтал только об одном: дойти до квартиры, скинуть туфли, добраться до кровати и лечь. Теперь Саша был уверен в том, что та девочка из Арманского ему никогда уже более не приснится.
Возвращаться в квартиру было безумием. Даже сейчас, когда всем известно, что доктор в Заболоцке, его могла ждать засада. Но квартира — единственная приманка, на которую клюет тварь. Он приходит сюда, что бы ни случилось. Возвращаться в квартиру было безумием. Однако никто не станет выставлять посты у чердака и у подвала. А именно там тварь и обитала.
Между тем Шостак не был уверен в том, что Макеев жив. Череда убийств, совершаемых им, когда-то должна была прерваться. Не исключено, что тварь уже в морге или даже на кладбище. Но пока нет доказательств этого, следует исключить любую случайность.
Подвал. Вот что сейчас интересовало Витольда Романовича. У дома он осмотрелся. Ночь. Свет фонарей словно акцентирует нежелательное внимание на самых уязвимых участках местности. Да еще «Тойота» с двумя юнцами и открытыми дверцами. Они сидели в машине и слушали музыку. Негромко, не вызывающе, но звуки «Скорпионс» проникали, видимо, во все квартиры. Шостак жил в доме, двор которого был тихим. Когда кто-то не выключал магнитолу, музыка тотчас становилась достоянием каждого жильца.