– Это было забавно, – сказал Габри, заглатывая фаршированное яйцо. – Я облачился в сутану.
Он понизил голос и огляделся: а вдруг священник и в самом деле войдет и захочет провести обряд.
– Лучшего применения для сутаны не найдешь, – сказала Рут.
– Спасибо, – слегка поклонился Габри.
– Это был вовсе не комплимент. У тебя до обряда была традиционная сексуальная ориентация?
– Откровенно говоря – да. – Габри посмотрел на Бена. – И все получилось. Волшебство. Тебе определенно нужно сходить еще раз.
– Это верно, – сказал Оливье. Он стоял за спиной у Габри и массировал ему шею. – Рут, а ты до обряда была женщиной?
– А ты?
– И ты говоришь, что это, – Гамаш держал наконечник острым концом к потолку, – было найдено в незапертом ящике вместе с двенадцатью другими такими же?
Он осмотрел наконечник с его четырьмя лезвиями, сходящимися в элегантное смертельное острие. Это было идеальное бесшумное орудие убийства.
– Да, сэр, – ответила Лакост.
Она твердо держалась своего места у огня. С этого места в отдельном зале бистро она видела дождь за стеклянными дверьми, настоящий холодный ливень, хлещущий по стеклу. Ее руки, освободившиеся от орудия убийства, держали горячую кружку с супом и теплую булочку с ветчиной, растопленным сыром и несколькими листьями салата.
Гамаш осторожно положил наконечник на раскрытую ладонь Бовуара.
– Это можно надеть на любую стрелу?
– Что у вас на уме? – спросил у шефа Бовуар.
– В этом клубе полно спортивных стрел, верно?
Лакост кивнула с полным ртом.
– С такими маленькими короткими наконечниками, похожими на пули?
– Верно, – не переставая жевать, ответила Лакост.
– Можно ли их снять, а такие наконечники надеть?
– Да, – ответила Лакост, с трудом проглатывая очередной кусок.
– Скажи, пожалуйста, – улыбнулся Гамаш, – откуда ты это знаешь?
– Прочитала в Интернете вчера вечером. Наконечники делаются взаимозаменяемыми. Конечно, нужно уметь это делать, иначе изрежешь пальцы в клочья. Но да, один можно снять, а другой надеть. Так задумано.
– Даже на старые деревянные?
– Да. Я подозреваю, что эти охотничьи наконечники были сняты со старых деревянных стрел в клубе. Кто-то их снял и заменил на спортивные.
Гамаш кивнул. Бен говорил им, что собирал старые деревянные стрелы у жителей деревни, которые отказывались от них ради более современных. Стрелы изначально имели охотничьи наконечники, и ему пришлось заменять их на спортивные.
– Хорошо. Передай их все в лабораторию.
– Они уже отправлены, – сказала Лакост, садясь рядом с Николь.
Та чуть-чуть отодвинула свой стул.
– На какое время назначена встреча с нотариусом Стикли? – спросил Гамаш у Николь.
Иветт Николь прекрасно знала, что встреча назначена на час тридцать, но увидела возможность продемонстрировать, что она хорошо слушала его маленькую лекцию.
– Я забыла.
– Прошу прощения?
«Ха, – подумала она, – он отвечает тем же, произнося в ответ одну из главных фраз». Она быстро перебрала в уме другие фразы – те, что вели к повышению по службе. «Я забыла», «Прошу прощения», «Мне нужна помощь». И что там еще?
– Я не знаю.
Старший инспектор Гамаш взглянул на нее с неприкрытой озабоченностью:
– Понимаю. Вы случайно не записали время?
Она подумала, не прибегнуть ли к последней фразе («Мне нужна помощь»), но опустила голову и покраснела, чувствуя, что попала в какую-то ловушку.
Гамаш посмотрел в собственные записи.
– Встреча в час тридцать. Если повезет, то мы попадем в дом мисс Нил, когда разберемся с завещанием.
Перед этим он позвонил своему старому приятелю и соученику суперинтенданту Бребёфу. Мишель Бребёф опередил Гамаша по службе, получил должность, на которую претендовали они оба, но это никак не повлияло на их отношения. Гамаш уважал Бребёфа, любил его. Суперинтендант посочувствовал Гамашу, но обещать ничего не смог.
– Бога ради, Арман, ты же знаешь, как это работает. Нам просто страшно не повезло, что она нашла какого-то дремучего судью, который подписал предписание. Сомневаюсь, что мы найдем судью, который решится отменить решение коллеги.
Гамашу требовалось одно из двух: либо чтобы это было убийство, либо чтобы дом не отходил по завещанию Йоланде Фонтейн. Его телефон зазвонил, когда он обдумывал разговор с нотариусом.
– Oui, бllф?
Он встал и отошел в сторону, чтобы поговорить в менее шумной части комнаты.
– Я думаю, обряд пройдет идеально, – сказала Клара и взяла кусочек хлеба, хотя не чувствовала голода. – Но у меня такое ощущение, что там должны быть одни женщины. И не обязательно близкие друзья Джейн, а любые женщины, которые захотят принять участие.
– Черт побери, – сказал Питер, который бывал на обрядах летнего солнцестояния и находил их запутанными и очень странными.
– И когда ты предлагаешь? – спросила Мирна у Клары.
– Как насчет следующего воскресенья?
– Через неделю после смерти Джейн, – сказала Рут.
Клара увидела семейство Йоланды в бистро и поняла: она должна что-то сказать. Собираясь с мыслями, она направилась к ним. В бистро воцарилась такая тишина, что старший инспектор Гамаш, закончив телефонный разговор, обратил на это внимание. Он на цыпочках обошел комнату и остановился у служебного входа. Оттуда он, оставаясь невидимым, мог видеть и слышать все, что происходит в зале. Работая полицейским, нужно уметь ходить на цыпочках. Тут он увидел, что у него за спиной терпеливо стоит официантка с мясным ассорти.
– Это должно быть вкусно, – прошептала она. – Шварцвальдский окорок.
– Спасибо. – Он взял ломтик.
– Йоланда, – сказала Клара, протягивая руку. – Я сочувствую вашей утрате. Ваша тетушка была замечательной женщиной.
Йоланда пожала протянутую руку и быстро отпустила ее, надеясь произвести впечатление неизбывного горя. Из этого могло бы что-нибудь получиться, если бы аудитория не знала ширину ее эмоционального диапазона. Не говоря уже о ее истинных отношениях с Джейн Нил.
– Примите мои соболезнования, – продолжила Клара, чувствуя натянутость и искусственность своих слов.
Йоланда склонила голову и поднесла бумажную салфетку к сухим глазам.
– По крайней мере, мы сможем еще раз использовать эту салфетку, – проговорил Оливье, подойдя к Гамашу сзади. – Ну и штучка эта Йоланда. Смотреть на нее нет сил. Сладкое?
Оливье держал поднос со слоеными пирожными, меренгами, дольками пирога и маленькими профитролями. Гамаш выбрал одно пирожное, обсыпанное голубикой.