Теперь выражение лица Терри совершенно изменилось — стало озадаченным, скорее, обалдевшим. Сигарета догорала у него между пальцами, словно он совершенно о ней забыл.
— Эбби... я ничего не понимаю.
Я опустилась на диван. Диван Терри. Его давным-давно прислала ему мать. Протерла глаза.
— С тобой разговаривали полицейские, — осторожно проговорила я. Мне не хотелось много ему сообщать. Это тоже было нелегко. — Что они сказали?
Настала очередь осторожничать Терри.
— Спросили, когда я тебя видел в последний раз.
— И что ты им сказал?
Новая неспешная затяжка дымом.
— Просто ответил на их вопросы.
— Они остались довольны?
— Я сообщил им, где был. Они сделали пару звонков — решили проверить. И кажется, удовлетворились.
— А что рассказали обо мне?
— Что ты ранена.
— Ранена? — удивилась я. — Так и сказали?
— Что-то вроде этого, — пожал он плечами.
— На меня напали.
— Кто?
— Не знаю. Мне не удалось увидеть его лицо.
— Как это так? — Терри разинул от удивления рот. — Как это вышло?
— Не помню. Меня ударили по голове. Сильно. В памяти образовались провалы. Целые дни. Много дней.
Я видела, что Терри хотел задать мне массу вопросов, но не знал, с какого начать.
— Он меня захватил. Хотел убить. Но мне удалось убежать.
При этих словах, жалобно подумала я, любой человек воскликнул бы: «Как ужасно!» — встал, подошел и обнял бы меня. Но Терри продолжал сидеть, словно не слышал, и вел допрос дальше:
— Ты сказала, что не видела его?
— Мне завязали глаза. Я все время сидела в темноте.
— О! — удивился он. И после долгой паузы: — Господи!
— Да.
— Извини, Эбби — смутился он. Но я не видела сочувствия на его лице. — Что предпринимает полиция?
Вот вопрос, которого я боялась. И поэтому не хотела вдаваться в детали. Хотя и сознавала, что права, я стеснялась даже перед Терри и в то же время немного злилась на себя из-за этого.
— Они мне не верят. Считают, что этого не было.
— А как же твои ссадины? Эти синяки?
У меня вытянулось лицо. Захотелось заплакать, но я не собиралась показывать слабость в присутствии этого говнюка Терри. И это тоже составляло проблему.
— Насколько понимаю, те, кто на моей стороне, полагают, что я все вообразила. Те, кто не на моей стороне, — что я сочинила. И те, и другие считают, что делают мне благо, поскольку не выдвигают обвинений в умышленном введении в заблуждение полиции. Меня бросили на произвол судьбы и лишили всяческой защиты. — Я ждала, что теперь-то уж точно он ко мне подойдет, но Терри не двинулся с места. На лице озадаченная мина. Я набралась смелости и спросила: — А что случилось с моими шмотками? Кто их забрал?
— Ты сама, — ответил он.
— Что?
— Две недели назад. Пришла и взяла.
— Я их взяла?
Терри поерзал в кресле.
— Это правда? Ты что, ничего не помнишь?
Я покачала головой.
— Все очень смутно, будто покрыто черной пеленой. Я неясно помню, как была на работе и здесь. А все остальное меркнет. Так ты утверждаешь, что это я забрала вещи?
На этот раз смутился Терри — хлопал глазами, словно старался быстро принять какое-то решение. А затем снова успокоился.
— Ты от меня ушла.
— Как это так?
— Вспомни, ты грозила это сделать миллион раз! И не смотри на меня так, будто это моя вина. — Терри прищурился: — Ты в самом деле не помнишь?
— Полный ноль.
Он снова закурил.
— Мы поцапались.
— По поводу чего?
— Не помню. Какая-нибудь ерунда. Но видимо, она стала последней каплей, которая переполнила чашу.
— Снова взялся за штампы?
— Вот видишь? Может быть, тебя разозлило, что я говорил так, а может, то, что взял не ту ложку. Как бы то ни было, мы поругались. Ты заявила, что с тебя довольно. Я решил, что ты шутишь, и ушел, а когда вернулся, ты собирала свое шмотье. Во всяком случае, большую часть. Забрала все, что влезло в машину, и укатила.
— Ты говоришь правду?
— Оглянись вокруг, Эбби. Кому, кроме тебя, может понадобиться твой СД-плейер?
— Так ты утверждаешь, что мы поссорились?
— Это была одна из наших самых серьезных ссор.
Мне стало грустно, я замерзла. Не имело смысла что-то недоговаривать.
— Я много чего забыла, — проговорила я. — Но хорошо помню, что наши размолвки кончались тем, что ты меня бил.
— Это неправда.
— Ты меня ударил?
— Нет, — ощетинился он. Но в то же время на его лице появилось пристыженное выражение.
— Видишь ли, это одна из причин, почему мне не поверили. Я жертва. И это известно. Женщина, которую били. Я вызывала полицию. Помнишь тот вечер? Наверное, нет? Ты много пил, и мы поругались. Из-за чего, не могу сказать. Это не в тот ли раз ты разозлился, когда я постирала твою рубашку, которую ты хотел надеть, а она оказалась влажной? А я ответила: в чем дело — стирай сам. Или тогда ты опять заявил, что я, прилепившись к тебе, угробила твою жизнь? Трудно сказать. Мало ли из-за чего мы ругались. Но кончилось тем, что ты схватился за кухонный нож, а я позвонила в полицию.
— Не помню, — ответил Терри. — Ты все преувеличиваешь.
— Ничего подобного, я говорю о том, что получается, когда ты пьешь. Сначала становишься веселым, потом агрессивно-веселым, затем плаксивым, жалеешь себя, а после четвертой рюмки начинаешь злиться на меня. Не собираюсь изображать из себя мстительную мегеру и перечислять все, что ты вытворяешь, когда напьешься. Не понимаю, почему я тебе верила, когда ты начинал плакать и обещать, что это больше никогда не повторится.
Терри затушил сигарету и зажег новую. Четвертую или пятую?
— Эбби, это очень напоминает ту самую чертову ссору.
— В таком случае я хотела бы ее вспомнить. Мне нравится та я — женщина, которая собралась и ушла.
— Мне тоже, — внезапно устало ответил Терри. — Извини, что не навестил тебя в больнице. Я собирался, когда узнал. Потом заквасил. И вдруг ты тут как тут — в моей ванной.
— Ничего. Так где мои вещи?
— Не знаю.
— Как это так?