Я доехала на поезде до Юстона, перешла на другую платформу, села на линию Виктории, вылезла на Оксфорд-серкус и вышла на платформу линии Бейкерлу. Затем сверилась с картой метро. Поезда отсюда следовали совсем в другую сторону от тех мест, где мне приходилось бывать. Дождалась состава, зашла в вагон, но как только двери стали закрываться, снова выскочила на перрон. Поезд тронулся, и секунду или две, пока не начала собираться новая толпа, я стояла на платформе одна. Если бы кто-нибудь наблюдал за мной в этот момент, то принял бы за лунатика. Но зато я знала, что никто за мной не гнался. Никто и не мог гнаться, но теперь я точно это выяснила. И от этого мне сделалось чуть-чуть легче. Я пересела на центральную линию и доехала до Тоттнем-Корт-роуд.
Здесь находилось отделение моего банка. Толкая дверь, я чувствовала, насколько устала. Теперь самые простые вещи давались с большим трудом. Одежда. Деньги. Я ощущала себя Робинзоном Крузе. И самое плохое было то, что приходилось рассказывать всем встречным и поперечным очередную версию своей истории. Служащей за конторкой я изложила совсем урезанный вариант, и та отправила меня к своей коллеге — сидевшей в углу дородной женщине в бирюзовом блейзере с медными пуговицами. Пришлось подождать, пока та откроет счет мужчине, который ни слова не говорил по-английски. Когда тот ушел, она с облегчением повернулась ко мне — не подозревала, что ее ждет. Я объяснила, что хотела бы снять со счета некоторую сумму, но недавно стала жертвой насилия и лишилась чековой книжки, кредитной и дебетовой карточек. Не проблема, ответила банковская служащая: ее устроит фотокопия любого документа.
Я горестно вздохнула. У меня не было никаких документов. Она озадаченно посмотрела на меня. Даже испуганно. И начала:
— Тогда извините...
— Но есть же какой-то способ снять мои деньги, — перебила я. — И еще мне необходимо аннулировать старые карточки и получить новые. Я подпишу все, что требуется, и предоставлю любую информацию.
Служащая все еще сомневалась. Казалось, ее парализовало. И тогда я вспомнила о Кроссе. О нем и о других, кто выкинул меня в большой мир. Но Кросс из всех казался самым сочувствующим. Беспрестанно повторял, что, если мне понадобится помощь, он сделает все возможное.
— Вот имя полицейского, который занимается моим делом. — Я написала на бумажке номер телефона и пододвинула ей: — Можете проверить. — И тут же забеспокоилась: если Кросс решит сотрудничать с банком слишком усердно, я окажусь в еще более худшем положении. Служащая хмуро посмотрела на телефон и сказала, что ей необходимо посоветоваться с управляющим отделением. Им оказался лысеющий мужчина в подчеркнуто приличном сером костюме. Он тоже разволновался. Мне показалось, что они оба обрадовались бы, если бы я вспылила и стала кричать, но я держала себя в руках.
Процедура заняла много времени. Потребовалось несколько телефонных звонков. Они задали мне массу вопросов о моей жизни и моих банковских накоплениях, узнали, по каким счетам я в последнее время платила и какая девичья фамилия моей матери. Я подписала кучу бумаг, а женщина все печатала и печатала на компьютере. Наконец с явным облегчением они выдали мне двести фунтов и сообщили, что новые карточки и чековую книжку пришлют в течение двух рабочих дней, может быть, даже завтра. А я вдруг поняла, что документы придут на квартиру Терри. И уже собиралась попросить их выслать карточки и книжку куда-нибудь еще, но сообразила, что если сообщу об изменении адреса, меня просто-напросто вышвырнут на улицу. Поэтому распихала деньги по карманам джинсов и вышла из банка с ощущением, что покидаю букмекерское заведение.
* * *
Стоило нам поздороваться, и Робин тут же бросилась крепко меня обнимать. Но она показалась мне озабоченной и повела себя настороженно, хотя я могла понять почему. Мы совершенно разные. Она — красивая, смуглая, ухоженная, занятая. А я, типичная теперешняя я — женщина, которой негде жить и некуда особенно спешить. Робин встретила меня у дверей туристического агентства, в котором работала. И посетовала, что не заказала для нас обед, но я успокоила ее. Мы отправились в итальянский сандвич-бар и устроились там у стойки. Я чувствовала волчий голод и попросила большую чашку кофе и сандвич, который выглядел настоящим деликатесом. А Робин взяла себе только кофе. Она собралась расплатиться, и я ее не остановила. Деньги следовало беречь. Кто знает, за что еще придется платить в моей бродяжьей жизни.
— Сэди мне звонила, — сообщила Робин.
— Отлично, — промямлила я, пережевывая сандвич.
— Не верится. Мы все просто в шоке. Что я могу для тебя сделать?
— Что сказала тебе Сэди?
— Никаких деталей — только в общем и целом.
И тут Робин выдала свою версию моей истории, и я почувствовала облегчение, что наконец могу слушать, а не рассказывать. В конце она спросила:
— Ты у кого-нибудь уже была?
— В смысле, у мужчины? — не поняла я.
— У врача, — улыбнулась подруга.
— Я лежала в больнице.
— Но Сэди сказала, что у тебя серьезная травма головы. Я успела изрядно отхватить от сандвича, и в разговоре возникла пауза, пока мне не удалось проглотить кусок.
— Вот это, Робин, я и хотела обсудить с тобой. Как справедливо заметила Сэди, у меня что-то вроде сотрясения мозга, которое вызвало забывчивость. И от этого возникают проблемы с врачами и полицией. Поэтому первое, что я хочу сделать, — восстановить провалы памяти. Например, мне даже неловко об этом говорить, я не отдаю себе отчета, что порвала с Терри. Глупо, правда? В кои-то веки собралась с духом и приняла самое важное в жизни решение. А потом обо всем забыла. Так вот, если бы я была полицейским и я же пропала, а теперь спрашивала тебя: «Когда вы в последний раз видели Эбигейл Девероу?» — что бы ты мне ответила?
— Не очень поняла, что ты наплела.
— Когда, черт побери, ты меня видела в последний раз? Не такой уж сложный вопрос.
— Совсем нетрудный. — Робин на мгновение задумалась. — Я знала, что ты ушла от Терри. Мы встретились с тобой на следующий день. В воскресенье, ближе к обеду.
— Это было тринадцатое января?
— Угадала. Мы прошлись по магазинам на Кенсингтон-хай-стрит.
— Совершенно не помню. И что я купила?
Робин ошарашенно на меня посмотрела:
— Ты серьезно? Я тогда ухватила потрясающие туфли. Цену на них, смешно сказать, скинули со ста шестидесяти до тридцати пяти фунтов.
— А как насчет меня?
Она улыбнулась:
— Я теперь вспомнила. Накануне вечером мы говорили с тобой по телефону. Ты была немного на взводе. Но утром пришла в норму и успокоилась. Я сто лет тебя не видела в таком хорошем настроении. Сказала, что хочешь приодеться для новой жизни. Купила коричневое мини-платье из мятого бархата. Колготки, белье. Туфли к платью. И очень эффектное пальто. Темно-синее. Потратила целое состояние. Но я одобряю. Деньги приятно транжирить. Ты тогда еще хихикала, что так широко размахнулась, хотя только что ушла с работы.