— Потом уберу, — решила я. — Ну, смотрите.
И я запустила фрукты к потолку, медленно шагая по комнате. Потом споткнулась о подушку и все растеряла.
— В общих чертах ясно? — спросила я.
— А еще что-нибудь умеете?
Я фыркнула.
— Жонглировать четырьмя мячиками скучно, — заявила я. — Надо просто взять их по два в каждую руку, а потом подбрасывать по очереди.
— А пятью?
Я опять фыркнула.
— Пять мячей — это для психов. Чтобы научиться, надо запереться дома месяца на три и больше ничего не делать.
Вот попаду в тюрьму, уйду в монастырь или окажусь на необитаемом острове — тогда и научусь. Малышам все равно, а я не собираюсь жонглировать до конца своих дней.
— Это не оправдание, — возразил Стадлер. — Мы хотим видеть пять мячей, и точка.
— Как минимум, — подхватила Грейс.
— Лучше не нарывайтесь, — посоветовала я, — а то покажу все фокусы, какие знаю.
Что было потом, не могу объяснить. Вернее, сама не понимаю, что произошло.
Грейс Шиллинг ушла. Прощаясь, она положила ладони мне на плечи и посмотрела в глаза так, словно хотела поцеловать или расплакаться. И произнести речь. Потом Стадлер сообщил, что меня будет охранять женщина-полицейский, констебль Бернетт.
— И ночью тоже?
— Сейчас все объясню. Линн Бернетт — офицер, которому поручено охранять вас. Ночью она или другие полицейские будут дежурить возле дома, в машине. Обычной, не полицейской. А насчет дня договоритесь сами.
— Ночью-то зачем? — изумилась я.
— Это ненадолго.
— А вы? — спросила я. — Вы тоже будете дежурить здесь?
Он смотрел на меня на пару секунд дольше, чем следовало бы. Я уже хотела что-то сказать, как вдруг зазвенел звонок. Я вздрогнула, заморгала и виновато улыбнулась.
— Это Линн, — сказал он.
— Вы откроете или нет?
— Квартира ваша.
— Вас отсюда никто не гонит.
Он повернулся и открыл дверь. Констебль Бернетт оказалась моложе меня, но ненамного. Хорошенькая, если бы не большая лиловая родинка на щеке. Она была в джинсах и футболке, под мышкой держала легкую голубую куртку.
— Я Надя Блейк, — произнесла я, протянув руку. — Извините за беспорядок. Я не ждала гостей.
Линн улыбнулась и вспыхнула.
— Постараюсь не путаться у вас под ногами, — пообещала она. — Знаете, я могла бы помочь вам с уборкой. Если хотите, — торопливо добавила она.
— Вообще-то мне не до уборки... — начала я, посмотрела на Стадлера и улыбнулась, он ответил мне задумчивым взглядом. Я ушла в спальню и села на кровать, ожидая, когда он уйдет. Я устала и была не в своей тарелке. Что происходит? Чем заняться вечером, если здесь будет торчать Линн? Даже завалиться в постель с сырными тостами не выйдет.
* * *
Могло быть и хуже. Мы поужинали яичницей с фасолью, Линн рассказала, что у нее семь братьев и сестер, а мать работает парикмахером. На месте ей не сиделось, поэтому она принялась раскладывать вещи. Потом ушла. Не совсем, конечно, — просто вышла из дома и села в машину. Завтра будет дежурить другой офицер, предупредила она — надо же ей выспаться. Я нежилась в ванне, пока у меня не сморщилась кожа на подушечках пальцев. Выйдя из ванной, выглянула в щель между шторами. Линн сидела в машине. Чем она занималась? Читала, слушала радио? Неизвестно. Может, ей вообще не положено отвлекаться. Надо бы вынести ей суп или кофе. Не решившись, я легла спать.
На следующий день Линн ходила со мной по магазинам, сидела рядом, пока я писала письма. Неловко мне стало только однажды: когда позвонил Зак, уточнить насчет работы. Я прикрыла трубку, выразительно посмотрела на Линн и что-то промычала.
— Я подожду в машине, — мгновенно поняла она.
— Просто я...
— Все в порядке.
Вечером в дверь позвонили, Линн открыла сама. Явился Стадлер. Он был в строгом костюме, с солидным портфелем.
— А, инспектор! — обрадовалась я.
— Решил на время подменить Линн, — бесстрастно объяснил он. Ни тени улыбки. — Все в порядке?
— Да, спасибо.
— У меня накопилось несколько вопросов.
Он устроился на диване, а я — напротив, в кресле.
— Ну и где ваши вопросы, инспектор?
Я заметила, что у него красивые кисти рук. Длиннопалые, с гладкими ногтями.
Он принялся рыться в портфеле.
— Хотел расспросить вас о личной жизни... — начал он.
— Уже спрашивали.
— Помню, но...
— Знаете что? О своих бывших парнях я лучше расскажу Грейс Шиллинг.
Он глубоко вздохнул. Почему-то он конфузился. Ну и пусть.
— Было бы полезно... — начал он, но я перебила:
— Никаких пикантных подробностей вы от меня не услышите.
Он оторвался от своих записей и начал сверлить меня взглядом. Я встала и отвернулась.
— Выпью, пожалуй. Хотите вина? И не говорите, что вы на дежурстве.
— Только совсем немного.
Я плеснула в стаканы белого вина. Специально выбрала стаканы побольше. Мы вышли в бывший сад. Он обращен ко двору какого-то завода, где стоят баки для мусора, но после замкнутого помещения это хоть какое-то разнообразие. Вчерашний дождь кончился, воздух посвежел. Заблестели листья груши.
— Вот возьмусь и приведу сад в порядок, — заявила я, стоя среди бурьяна. — А то сорняки уже все заполонили.
— Это частное владение. Никто его не видит.
— Верно.
Я глотнула вина. Стадлер уже многое знал обо мне. Знал про мою работу, родных, подруг и парней, знал про результаты экзаменов и случайные романы. Знал, что я мечтаю о спортивном кабриолете, хорошем голосе и чувстве собственного достоинства, а боюсь лифта, высоты, змей и рака. Я разговаривала с ним и с Грейс, как с любовником, лежа в постели после секса, глядя на темное окно, обмениваясь секретами и просто болтая чепуху. Но о себе Стадлер не сказал ничего. У меня кружилась голова.
Нас тянуло друг к другу. Ну вот, думала я, еще немного — и сделаю очередную ошибку. И тут же наступила на толстую ветку ежевики и подвернула ногу. Я выронила стакан и рухнула на колени в высокую сырую траву. Он присел рядом и взял меня под руку.
— Вставайте, — хрипло произнес он. — Поднимайтесь, Надя.
Я обняла его за шею. Он не отстранился. Не знаю, о чем он думал и чего хотел. Я сама поцеловала его в губы. Они были прохладными, а кожа — теплой. Он не оттолкнул меня и на поцелуй поначалу не отвечал. Просто стоял на коленях, поддерживая меня за локоть. Я разглядела морщинки у него на лице — вокруг глаз и углов рта.