– А потом ты устроился в фирму, от которой и работаешь сейчас на ксероксе?
– Совершенно верно.
– А та девушка, которая сейчас в Москве, она кто тебе?
– Просто девушка. Ей тоже негде жить. Она переводчица, поехала в Москву за каким-то довольно крупным заказом на перевод книги или рукописи, я не понял даже… Она живет со мной, а за это стирает мои рубашки, готовит ужин и иногда составляет мне компанию…
– Она твоя любовница?
– Не знаю… Любовница от слова «любить», а у нас с ней что-то вроде договоренности. Мы спасаемся от одиночества…
– Она красивая? Как ее зовут?
– Зовут ее Лина. Да, она, пожалуй, красивая, но по сравнению с тобой, конечно… – Он развел руками. – Ты очень красивая, Наташа. Находясь с тобой вдвоем, начинаешь чувствовать свою материальную ущербность… Когда я там, в «Метелице», напился джина, то мне стало как-то все равно, если признаться, что ты обо мне подумаешь… Но здесь, в этой квартире, я чувствую себя дикарем, нищим… Я не имею права находиться рядом с тобой, я это понимаю… Для таких шикарных девушек, как ты, существуют супермены… Я никогда не достигну твоего уровня…
– По-моему, ты занимаешься дешевым самобичеванием. Если думаешь, что я начну тебя успокаивать и гладить по головке, то ты крупно ошибаешься. Я вообще не имею привычки жалеть мужчин. Больше того, признаюсь, что мужчина без денег (для меня, во всяком случае) – это не мужчина. Но ты очень молод, а потому у тебя все еще впереди. Я бы могла тебе найти хорошую работу, но не стану этого делать… Ты должен всего добиться сам. Это принципиально. Ну вот, а теперь мне пора идти. Чаю мы с тобой попили, пора и честь знать.
Олег, который все правильно понял, быстро допил чай и оделся.
– Скажи, ты разочарован? – спросила она, чувствуя, что в общем-то поступает с ним жестоко. – Видишь ли, спьяну я могу наговорить Бог знает что… У меня муж и двое детей… Так что встречаться с тобой я уже больше не смогу, как ты понимаешь… Разве что, когда забегу в библиотеку… А сейчас я отвезу тебя куда скажешь, вернусь домой и посплю… Что-то глаза слипаются…
Наталия отвезла Олега на такси на Пролетарскую и поехала в морг. Но по пути не выдержала и заехала в прокуратуру к Логинову. Она знала, что для Логинова ее визиты превращаются, как правило, если не в скандалы, то уж, во всяком случае, в длительные разборки: кто прав, кто виноват и по чьей вине дело стоит на месте. Восседая в прокурорском кресле, Логинов резко отличался от того Игоря, который по вечерам сидит на стуле в кухне. Совершенно два разных человека. Но в прокуратуре все-таки можно было оперативнее собрать информацию и получить практически все ответы на интересующие вопросы. И потому, прежде чем отправиться взглянуть еще раз на трупы, Наталия решила узнать, были ли сотрудники прокуратуры дома у Бартоломей, встречались ли с главой семьи и есть ли, помимо Светланы, в этой семье еще дети.
– Наташа, ты не вовремя… – такими вот словами встретил ее Логинов, едва она только переступила порог его огромного и комфортабельного кабинета.
– Но, по-моему, ты один… У тебя что, не найдется и пяти минут, чтобы поговорить со мной о смерти Бартоломей?
– Это очень серьезное дело, и мне бы не хотелось, чтобы ты им занималась… И еще: черт с ней, с этой «куклой», не ходи больше в библиотеку… Чувствую, это работа маньяка…
– Если хочешь знать, твои чувства меня интересуют меньше всего. Куда интереснее было бы узнать, какие чувства двигали убийцей, когда он душил этих несчастных, а потом отрезал им руки… Ведь ты-то, скорее всего, считаешь, что это просто больной человек?
– Разумеется. Какой нормальный станет вытворять такое?
– Мы же ничего не знаем об этой семье… Я и пришла, собственно, затем, чтобы ты мне рассказал что-нибудь о муже Анжелики. Сапрыкин был у них? Или Арнольд?
– Представь себе – вполне благополучная семья. Отец, оказывается, тот самый Илья Бартоломей, который руководит фирмой «Царь».
– «Царь»? Это та, что занимается продажей царицынских колбас? Это и есть ее директор? Правда, фамилию Бартоломей я слышу впервые… Ну и что Илья?…
– Илья Владимирович. Как что? Я думаю, что он до сих пор находится в состоянии шока. Представь: жена и любимая дочь! Кроме них, у него – никого…
– Он сейчас здесь?
– Уже нет, его отпустили домой. В таком состоянии с ним разговаривать бесполезно. Он плачет и говорит, что ничего не понимает.
– Знаешь, о чем я тебя давно хотела спросить? – Наталия уже взялась за ручку двери. – Почему ты здесь, в этих стенах, такой чужой и невыносимый? Неужели кресло, в котором ты сидишь, так действует на твою центральную нервную систему? Ведь ты же не такой, Игорь… Я как-то, помнится, предупреждала тебя о том, что никому не позволю разговаривать со мной в таком тоне… Ты же прекрасно знаешь, что, раз я к тебе пришла, это не из любопытства… Я работаю на вас, на вашу команду, а с вашей… вернее, с твоей стороны испытываю лишь холод и насмешки. И сколько же это будет продолжаться?
Он посмотрел на нее в упор и крепко сцепил побелевшие тонкие пальцы.
– Я не понимаю, о чем ты… Ну пришла – я тебе сказал, что и как…
– Ты? Сказал? Да я из тебя все это клещами вытягивала, да и то ничего толком не вытянула. Это бесчестно по отношению ко мне. Я не могу тебе объяснить, как устроена моя голова, которая выдает на-гора такие странные видения, в которых я и сама-то разбираюсь с трудом, но одно я знаю точно: мне нужен ряд ассоциаций, который работал бы на эту тему. А без каких-то начальных сведений мне объяснить возникающие в моем мозгу картинки довольно сложно… Я не понимаю, почему ты отфутболиваешь меня каждый раз, как только я прихожу сюда?
– Тебе все это показалось… – Логинов хотел улыбнуться и как-то смягчить гнев Наталии, но на его лице возникла лишь вымученная ухмылка, которую ну никак нельзя было назвать улыбкой.
– Знаешь что? – вдруг приняла решение Наталия. – Я объявляю тебе бойкот. Мне надоело, что у тебя по сто раз на день меняется настроение. Если тебе так неприятно видеть меня здесь, в прокуратуре, то и мне тоже противно видеть тебя в своем доме… Ты все понял? Мне надоело! – И она с силой захлопнула за собой дверь.
У Романова заметно покраснел нос. Все-таки ежедневные возлияния давали о себе знать. Но в целом он выглядел бодрым и даже веселым, что никак не соответствовало тому месту, в котором он работал. Создавалось впечатление, что Василий Романов не только работает в морге, но и живет там. Семейные неприятности, похоже, сделали из него философа. Он мог теперь часами рассуждать о вреде комфорта и излишеств, противопоставляя всему этому тот аскетический образ жизни, который он вел (а если точнее, то ему просто приходилось вести) в холодных стенах городского морга, рядом со своими немыми «клиентами». Но от философии до алкоголизма подчас рукой подать… Поэтому-то Наталия стала теперь приходить без водки, решив, что этими подношениями лишь губит эксперта-патологоанатома.