затем почтовым поездом уехал в Лондон, откуда намерен отправиться в Ливерпуль, а из Ливерпуля — в Сидней.
Дата, имя и адрес того, кто отсылал сообщение, сгорели в верхней части.
Роберт Одли стал бледным, как смерть.
Тщательно сложив драгоценную бумажку, он бережно положил ее между страницами записной книжки.
— Час от часу не легче! — воскликнул он. — Еще одна загадка! А разгадка — в Ливерпуле.
Роберт Одли уехал из Саутгемптона почтовым поездом и появился на Фигтри-Корт рано утром, когда рассвет, холодный и серый, уже прокрался в его холостяцкие апартаменты и канарейки зашуршали перышками, чувствуя наступление нового дня.
В почтовом ящике лежало несколько писем. От Джорджа Толбойза — ни одного.
За минувшие сутки молодой адвокат порядком устал. Ленивая монотонность его жизни была нарушена впервые за двадцать восемь лет безмятежного существования. Он потерял счет времени: всего лишь сорок восемь часов прошло с тех пор, как исчез Толбойз, но ему казалось, что минуло уже несколько месяцев.
Спать хотелось неимоверно, и все же Роберт заставил себя пройти по комнатам и осмотреть все возможные и невозможные места, где могло лежать письмо от Джорджа, а потом в изнеможении повалился на кровать друга, стоявшую в комнате с канарейками и геранью.
«Дождусь завтрашней утренней почты, — думал Роберт, засыпая, — и если Джордж к тому времени не даст о себе знать, выезжаю в Ливерпуль, и немедленно».
Роберт уснул.
Ему приснились незнакомые люди, стучащие в незнакомые дома: не за их ли стенами разгадка тайны полуобгоревшей депеши? Ему приснилось кладбище в Вентноре. Он подошел к знакомой могиле и не обнаружил надгробия, а когда указал каменотесу на неслыханное кощунство, тот ответил, что у него есть причина, побуждающая его сбить первоначальную надпись, а что это за причина, когда-нибудь, в один прекрасный день, Роберт узнает сам.
— Тук! — стучит молоток. — Тук! Тук! — стучит молоток. — Тук! Тук! Тук! — стучит молоток, тревожа тяжелую дрему.
Было унылое сырое утро. Дождь беспрестанно барабанил по стеклам, а канарейки время от времени перекликались печальным щебетом, должно быть, жалуясь друг другу на дурную погоду.
Роберт проснулся. Как долго продолжался этот стук? Неизвестно. И все же Роберт знал: стук был. Стучали со стороны лестничной площадки. Проснувшись, но все еще пребывая в забытьи, Роберт едва понимал то, что происходит вокруг.
— Должно быть, это миссис Мэлони, — пробормотал он. — Глупая женщина! Ведь у нее же есть второй ключ…
Человек, кто бы он ни был, снова застучал. Затем стук прекратился: тот, кто стоял снаружи, по-видимому, разуверился в том, что ему откроют. Прошла еще минута, и в замочной скважине заскрежетал ключ.
Дверь между спальней и гостиной была полуоткрыта, и Роберт увидел, как уборщица, войдя в помещение, занялась своими обычными делами.
— Это вы, миссис Мэлони?
— Да, сэр.
— Ради бога, зачем вы устроили шум у дверей, когда все это время ключ был у вас в кармане?
— Шум у дверей, сэр?
— Да; дьявольский шум.
— Но я не стучала, мистер Одли. Я сразу открыла дверь ключом.
— Кто же тогда стучал? Стучали по меньшей мере минут пятнадцать. Вы должны были столкнуться с этим человеком на лестнице внизу.
— Дело том, сэр, что до вас я убирала у мистера Мартина и, окончив работу, пришла к вам, спустившись с верхнего этажа.
— Значит, вы не видели никого ни у дверей, ни на лестнице?
— Ни единой живой души, сэр.
— Какая досада! Человек ушел, а я так и не узнал, что ему было нужно. А может быть, он принес письмо от Джорджа Толбойза?
— Если это так, сэр, он придет снова, — заверила миссис Мэлони, пытаясь успокоить Роберта.
— Да, конечно, если он от Джорджа, он непременно вернется, — пробормотал Роберт, и в этот момент в его душе угасла последняя надежда узнать хоть что-нибудь о Джордже Толбойзе. Он знал, он чувствовал: исчезновение друга не случайно, оно связано с предательством, с вероломством — то ли по отношению к нему, Роберту, то ли по отношению к Джорджу. Может быть, жадный тесть Джорджа разлучил их, чтобы прибрать к рукам денежки, предназначенные для маленького Джорджи? Может быть, с той же целью старый тесть заманил Джорджа в Саутгемптон и там нашел способ разделаться с ним?
Увы, ни одно из этих предположений не объясняло содержания найденной депеши.
Роберт Одли ждал возвращения незнакомца до девяти часов утра, а в девять покинул Фигтри-Корт и, наняв кеб, велел ехать в Юстон. Через двадцать минут он подъезжал к железнодорожному вокзалу.
Ливерпульский экспресс отошел полчаса назад, и Роберту пришлось ждать еще час с четвертью, пока в Ливерпуль не отправился обычный поезд, идущий со всеми остановками.
Одли был вне себя от нетерпения: за то время, пока он ходил взад-вперед по длинной платформе, натыкаясь на носильщиков и на чужие чемоданы и кляня их последними словами, полдюжины судов могли отчалить от берега и уйти в сторону Австралии.
Он купил «Таймс» и заглянул во вторую колонку: там публиковались объявления о тех, кто ушел из дома и не вернулся.
Вот сообщение об утонувшем молодом человеке, тело которого нашли на берегу в Ламбете.
Может быть, та же злая участь постигла и его друга? Нет: обгоревшая депеша извещала именно о его, Джорджа, исчезновении, и это должно стать отправной точкой для всех размышлений и умозаключений.
В Ливерпуль Роберт прибыл лишь в восемь часов вечера. Ничего существенного в эту пору предпринять уже было нельзя, оставалось только навести справки обо всех судах, отправившихся к антиподам за последние два дня.
Корабль с эмигрантами вышел в море в четыре часа пополудни. «Виктория-Регия», порт назначения — Мельбурн.
Кто отплыл на этом корабле? Сведения можно было получить только на следующее утро.
Утром, в девять часов, Роберт Одли пришел в портовую контору.
Молодой клерк, просмотрев регистрационную книгу, отрицательно покачал головой.
— Нет, сэр, человек по фамилии Толбойз в списках не значится.
— А есть ли здесь те, кто внес свои данные незадолго до отплытия судна?
На этот вопрос, оторвавшись от работы, ответил сослуживец молодого клерка.
— Да, сэр, я помню такого человека, — сказал он. — Тот человек оплатил проезд за полчаса до отплытия. Его фамилия в списке последняя: Томас Браун.
Роберт Одли пожал плечами: какой смысл Джорджу указывать вымышленное имя?
— Простите, а вы не помните, как выглядел этот Томас Браун?