Роберт Одли не был трусом, но предательский холодок проник ему в сердце, и он вздрогнул, когда подумал, с каким отчаянным противником ему придется иметь дело.
«Я раскрыл перед ней все свои карты, — подумал он, — но свои карты она по-прежнему от меня прячет. Нелегко будет сорвать с нее маску. Дядюшка скорее упрячет меня в сумасшедший дом, чем поверит в ее виновность!»
В этот самый миг бледное лицо Клары Толбойз, суровое и строгое в своей красоте, столь не похожей на хрупкую красоту леди Одли, возникло перед его внутренним взором.
«Какой же я негодяй, — подумал молодой адвокат, — если в такую минуту пекусь о своей безопасности. Чем дольше я гляжу на эту женщину, тем больше чувствую собственную правоту, которая велит мне изгнать эту женщину из дома сэра Майкла!»
Миледи, стоя у другого колодезного столба, игриво поддела ножкой клочок сорной травы и украдкой взглянула на своего врага.
— Наш поединок будет не на жизнь, а на смерть, — торжественно промолвил Роберт Одли. — Я предупреждал — вы не вняли моим советам; я хотел, чтобы вы скрылись где-нибудь за границей — вы остались в Англии; я думал, в вас есть хоть капля стыда, а у вас…
— Не осталось его ни капли, вы это хотели сказать? — перебила леди Одли, с вызовом взглянув на молодого адвоката.
— Чему бывать, того не миновать, миледи, — промолвил Роберт Одли. — Люди слышали, как Джордж Толбойз спрашивал о вас. Люди видели, как Джордж Толбойз вошел в этот сад. Никто не видел, как Джордж Толбойз вышел из этого сада. Я уверен, что он никогда и не покидал его. Я уверен, что он принял смерть где-то в его пределах. Я уверен, что его тело лежит где-нибудь в тихой заводи или в дальнем заброшенном углу. Я сровняю этот дом с землей, я вырву с корнем каждое дерево в саду, но найду место, которое стало последним пристанищем моего покойного друга!
Леди Одли внезапно издала вопль и в отчаянии заломила руки. Она хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле, и она лишь с ненавистью взглянула на своего неумолимого обвинителя, не в силах выразить то, что клокотало сейчас в ее душе. Потом она медленно опустила руки и сказала:
— Пошевелите хоть пальцем — и вам конец. Когда женщина загнана в ловушку, она опасна втройне. Вы этого не знали? Странно — при вашей-то искушенности…
Не закончив фразу, миледи усмехнулась и неожиданно взглянула на Роберта Одли с тем выражением достоинства и благородства, которое когда-то, к своему удивлению, молодой адвокат заметил на лице ее старого полупьяного отца, Генри Молдона, когда тот, как теперь и его дочь, увидев перед собой бездну — бездну унижения, последним усилием воли удержался на ее краю.
— Уезжайте, мистер Одли, — сказала она. — Вы сумасшедший, говорю я вам. Вы сумасшедший.
— Я уеду, миледи. До сего дня я действовал, жалея живых. Отныне я буду помнить только о долге перед мертвыми.
Он пошел прочь от заброшенного колодца и скрылся среди лип. Миледи медленно последовала за ним. В тот момент, когда он, открыв железные ворота, вышел из сада, двери дома отворились, и на пороге показалась Алисия.
— Я тебя везде ищу, Роберт, — сказала она. — Папочка спустился в библиотеку, и он будет рад повидаться с тобой.
Тень миледи упала на дорогу рядом с Робертом Одли. Он отошел в сторону, давая женщине пройти.
— Не знаю, дорогая, какая муха укусила твоего кузена, — сказала леди Одли, — он стал таким рассеянным, что я просто не в состоянии угадать, какую шутку он выкинет в следующую минуту.
— Судя по тому, как долго вы пробыли наедине, — с иронией заметила Алисия, — вы все же пытались его понять, несмотря на все его странности.
— О да, — спокойно ответил Роберт, — мы с миледи поняли друг друга прекрасно. Однако уже стемнело. До свиданья, леди. Я отправляюсь в Маунт-Станнинг; там у меня есть кое-какие дела, там я и заночую. А с дядюшкой увижусь завтра.
— Как, Роберт, — возмутилась Алисия, — ты уедешь, не повидавшись с папочкой?
— Да, дорогая. Я несколько взволнован, потому что дело меня ждет не слишком приятное, так что с дядюшкой мне лучше не встречаться. Доброй ночи, Алисия. Утром я либо приду сам, либо пришлю вам записку.
С этими словами он пожал руку кузине, поклонился леди Одли и направился в сторону деревни.
Миледи и Алисия глядели ему вслед, пока он не скрылся из виду.
— Что это с ним случилось? Почему он так странно себя ведет? — растерянно спросила Алисия. — Его, видите ли, беспокоит какое-то неприятное дело! А, по-моему, этот несчастный решился-таки вести дело в суде, и его заранее мутит при мысли о том, что в своей профессии он полный профан!
— А ты никогда не пыталась изучить характер своего кузена, Алисия? — выдержав паузу, озабоченно спросила миледи.
— Изучить его характер? Нет, леди Одли. Да и зачем? С первого взгляда ясно, кто перед вами: ленивый, себялюбивый сибарит, которого не заботит ничто, кроме собственного покоя и благополучия.
— А тебе не приходило в голову, что он несколько странен?
— Странен? — повторила Алисия, вытянув алые губки и пожав плечами. — Да… Пожалуй… Впрочем, это обычное оправдание для людей подобного сорта.
— Ты никогда не рассказывала мне о его родителях, — задумчиво промолвила миледи. — Ты их помнишь?
— Матушку его мне видеть не довелось. Девичья ее фамилия — Дальримпл. Она была весьма неуемной особой: в один прекрасный день сбежала с моим дядюшкой, и они вдвоем пустили на ветер огромное состояние. Она умерла в Ницце, когда Бобу было всего пять лет.
— Скажи, а ты не слышала о каких-нибудь отклонениях в его поведении?
— Что вы понимаете под словом «отклонения»?
— Хорошо, я задам вопрос по-другому: не слышала ли ты о каких-нибудь его странностях, чудачествах, выходках, одним словом, о чем-нибудь таком, в связи с чем о человеке говорят, что у него не все дома?
— Ах, нет, — смеясь, ответила Алисия. — Тетушка моя была весьма рассудительной особой, хотя и вышла замуж по любви. Впрочем, она умерла, когда меня еще не было на свете, и потому, как вы понимаете, особого интереса у меня к ней не было и нет.
— Но дядюшку-то ты своего помнишь, я полагаю?
— Дядюшку Роберта? Еще бы! Его я помню очень хорошо.
— Может, за ним водились какие-нибудь странности, присущие теперь твоему кузену?
— О да, мой кузен унаследовал все, как вы их называете, «отклонения» своего родителя. Мой дядюшка относился к окружающим с тем же безразличием, что и мой кузен. Впрочем, он был добрым мужем, заботливым отцом и рачительным, строгим хозяином: он сумел поставить себя так, что никто из слуг и арендаторов не смел ему перечить.
— А за ним замечали какие-нибудь странности?
— Да, его всегда считали чудаковатым.
— Долго я думала, — озабоченно промолвила миледи, — и вот что я тебе скажу: известно ли тебе, что сумасшествие передается от отца к сыну чаще, чем от отца к дочери, и от матери к дочери чаще, чем от матери к сыну? Твой кузен Роберт Одли — молодой человек весьма привлекательной наружности и, как мне кажется, у него доброе сердце. И все-таки за ним нужно приглядывать, Алисия, он — сумасшедший!