— Сумасшедший? — с негодованием воскликнула Алисия. — И как у вас только язык… Вы либо бредите… либо… хотите меня напугать!
— Я хочу только одного, Алисия, чтобы ты была начеку. Возможно, как ты утверждаешь, мистер Одли всего лишь чудаковат. Однако нынешним вечером он говорил со мной так, что у меня душа ушла в пятки от страха, и сейчас мне кажется, что молодой человек действительно сходит с ума. Как бы там ни было, я сегодня же поговорю об этом с сэром Майклом, и разговор у нас будет очень серьезным.
— Поговорите с папой! Но он так расстроится…
— Что поделаешь, дорогая, я должна предупредить его, чтобы он тоже был настороже.
— Но он никогда не поверит вам! Он просто высмеет вас с вашими домыслами.
— Не высмеет. Он поверит всему, что я ему скажу, — произнесла миледи, и едва заметная улыбка зазмеилась на ее устах.
Леди Одли вышла из сада и направилась в библиотеку — уютную комнату, обшитую дубовыми панелями, где сэр Майкл любил читать, писать и обсуждать дела с управляющим — здоровенным детиной, понаторевшим не только в сельском хозяйстве, но и в крючкотворстве, который арендовал небольшую ферму в нескольких милях от Одли-Корт.
Баронет сидел у камина в легком вместительном кресле. Яркое пламя трепетало за решеткой, отбрасывая малиновые отблески на полированные выступы книжного шкафа из мореного дуба и на переплеты фолиантов с золотыми буквами.
Настольную лампу еще не зажгли, и сэр Майкл сидел у огня, ожидая прихода молодой жены.
Невозможно выразить словами, сколь чиста была его щедрая любовь, невозможно описать это чувство — нежное, как любовь матери к своему первенцу, и прекрасное, как страсть рыцаря к даме своего сердца.
Дверь скрипнула, и на пороге библиотеки возникла изящная женская фигурка.
— Ах, это ты, дорогая! — воскликнул сэр Майкл, когда миледи, закрыв за собой дверь, направилась к нему. — Я жду тебя уже целый час и все думаю, думаю без конца о тебе одной. Где ты была все это время, что делала?
Миледи встала в тени и, выдержав долгую паузу, сказала:
— Я ездила в Челмсфорд… за покупками…
Здесь, изобразив легкое замешательство, она запнулась, и ее тонкие белые пальчики нервно затеребили ленточку на шляпе.
— А что, моя дорогая, — спросил баронет, — что ты делала после того, как вернулась из Челмсфорда? Я слышал, как экипаж остановился у дверей, это было еще час назад. Ведь то был твой экипаж, не правда ли?
— Да, я вернулась домой час назад, — ответила миледи с прежним замешательством.
— Чем же ты была так занята после возвращения?
В тоне сэра Майкла послышался легкий упрек: в присутствии молодой жены он буквально оживал, и ее неоправданная задержка обидела его.
— Чем ты занималась после того, как вернулась домой? — повторил он свой вопрос. — Почему тебя так долго не было рядом со мной?
— Я беседовала… я беседовала… с мистером Робертом Одли.
Миледи все так же накручивала на пальчик тесемку от шляпы, и выражение замешательства по-прежнему не сходило с ее лица.
— Ты была с Робертом! — удивился сэр Майкл. — Так он, оказывается, здесь?
— Да, был здесь — совсем недавно.
— Но он еще здесь, я полагаю.
— Увы, нет, он ушел.
— Ушел! — разочарованно воскликнул сэр Майкл. — Что все это значит, дорогая?
— А то и значит, что твой племянник пожаловал к нам сегодня после полудня. Когда мы с Алисией вернулись, он гулял по саду. Потом мы — он и я — поговорили наедине, и тут он вдруг заторопился и покинул меня, ничего толком не объяснив и лишь заявив на прощание, что у него есть какое-то дело в Маунт-Станнинге.
— В Маунт-Станнинге… Но какое у него может быть дело в этом богом забытом месте? Он там заночует, не так ли?
— Да, он что-то такое обронил мимоходом.
Сэр Майкл растерянно развел руками.
— Честное слово, — сказал он, — я начинаю думать, что у моего племянника не все в порядке с головой.
Миледи по-прежнему держалась в тени, и сэр Майкл не заметил, как вспыхнуло вдруг ее бледное лицо и как улыбка, язвительная и торжествующая, тронула ее губы.
Что до сэра Майкла, то последней своей фразе он не придал никакого особого значения. Баронет действительно был невысокого мнения о практичности Роберта в чисто житейских делах, видел в нем человека доброго, но никчемного, одного из тех, чье сердце мать-природа щедро наделила всеми возможными добродетелями, но чей ум оставила в небрежении, не уделив ему и скромной доли своих даров.
Сэр Майкл совершил ошибку, свойственную людям благополучным и снисходительным, привыкшим судить обо всем поверхностно, ибо жизнь не дает им повода задуматься о глубинной сути вещей и явлений: он принял лень за бездарность, а ничегонеделанье — за глупость, решив, что коль скоро его племянник не совершил ничего выдающегося, то у него, стало быть, нет никаких талантов.
Оставим это на совести сэра Майкла, а себе, читатель, возьмем за правило не судить о том, что может сделать человек, по тому, что он сделал на сегодняшний день. Жизнь подобна карточной игре, в которой — как знать? — лучшие карты еще, быть может, не легли на стол.
Миледи сняла шляпу и села на скамеечку у ног сэра Майкла. В этом не было ничего обдуманного и преднамеренного: леди Одли было свойственно вести себя по-детски, и никто не ждал от нее ничего иного. Могла ли эта сирена с волосами цвета янтаря вести себя, как подобает солидной женщине? Может ли из глотки баса вырваться трель жаворонка?
Она села, отвернув бледное лицо от камина и положив руки на подлокотник кресла сэра Майкла. О, как они были беспокойны, эти изящные руки! Не раз и не два миледи пошевелила пальчиками, унизанными перстнями, давая понять мужу, что хочет сказать нечто важное, но не знает, с чего начать.
— Я хотела прийти к тебе, дорогой, — промолвила она наконец, — хотела прийти к тебе сразу, как только приехала, но мистер Одли настоял на том, что я должна задержаться и побеседовать с ним наедине.
— Но о чем, любовь моя? Что Роберт тебе сказал?
Миледи ничего не ответила, лишь опустила головку на колено супруга, и вьющиеся янтарные волосы упали на ее лицо.
Сэр Майкл поднял головку миледи и взглянул ей прямо в глаза. Они были заплаканы.
— Ах, Люси, Люси! — воскликнул баронет. — Что все это значит?
Леди Одли попыталась заговорить, но слова замерли на ее дрожащих устах. Ужас, который она перенесла в липовой аллее, снова возобладал над ней, и она разразилась бурными рыданиями.
Нет, это не она собиралась противопоставить Роберту Одли. Вступая в борьбу, она и сама не знала, какое оружие изберет, но эти рыдания, столь искренне исторгнувшись из ее груди, сделали ее непобедимой. Сэр Майкл был потрясен до глубины души.