- Добрый вечер.
Передо мной стоял паренек лет двадцати, высокий, широкоплечий. И, кажется, симпатичный, но в темноте апрельского вечера разглядеть его лицо в деталях было трудновато.
- Добрый вечер, - вежливо откликнулась я.
- Вы меня не помните?
- Нет. А должна?
- Помните, я с вами на улице разговаривал? Про собаку спрашивал. Вы мне сказали, что его зовут Аргон. Он еще руки мне лизал, помните?
Я вспомнила. Такой эпизод действительно был, но вот лица своего тогдашнего собеседника я совершенно не помнила. Вполне возможно, именно этот мальчик и был. Вполне возможно. Ну и дальше что?
- Да, помню, - кивнула я.
- Можно я с вами погуляю? - спросил паренек.
- А зачем?
Мне показалось, он не то смутился, не то растерялся.
- Понимаете… Я с родителями поссорился. Хлопнул дверью и ушел. Конечно, я поступил как дурак. Куда уходить-то на ночь глядя? Мы вот в этом доме живем, - он указал рукой на страшненького вида пятиэтажку, стоящую на противоположной стороне улицы. - Вот я и решил просто погулять пару часиков, пока они не уснут, потом вернуться. Детский сад, правда? Вроде я уже взрослый, а иногда такие глупости делаю… Впрочем, говорят, что для своих родителей мы никогда не становимся достаточно взрослыми. Как вы думаете, это правда?
Его выступление мне понравилось, в нем были самокритичность, искренность и зерна здравого смысла.
- Думаю, что правда, - подтвердила я. - Правда, у меня своих детей нет, так что собственным родительским опытом поделиться не могу. Но наблюдение за другими семьями говорит о том, что это правда.
- Вы не замужем?
- Почему вы решили? - опешила я.
Конечно же, я не замужем, по крайней мере фактически, потому что юридически мой брак до сих по не расторгнут и я считаюсь замужней дамой, но на самом-то деле… А как он угадал, интересно?
- Вы сказали, что у вас детей нет, - объяснил паренек.
- Одно с другим не связано, - уклончиво ответила я. - Я замужем.
- Я часто вас вижу, когда вы с собакой гуляете, и утром, и вечером, и вы всегда одна.
- Для выгула собаки двое не нужны. Это вполне можно делать одному.
- А меня Костей зовут, - ни с того ни с сего сообщил мальчик. - А вас?
- Вероникой.
Я подумала, не назваться ли мне полным именем-отчеством, все-таки я намного старше, но потом решила не усложнять. И вообще, отчества - это такой анахронизм, нигде в мире нет никаких отчеств, только имена и фамилии. А для сохранения дистанции вполне достаточно обращения на "вы".
- Я знаю, вы по вечерам с собакой на спортплощадку ходите. Так вы из-за меня маршрут не меняйте, я с вами пойду, можно?
- Откуда вы знаете, куда я хожу с собакой по вечерам? - с подозрением спросила я.
На самом деле подозревать этого мальчика мне было абсолютно не в чем, было бы глупо предполагать, что он вынашивает коварную затею покуситься на мою женскую честь, а больше у меня взять нечего.
- Я…, за вами наблюдал, - пробормотал он и снова смутился.
- Зачем? Зачем вы за мной наблюдали?
Мне стало интересно.
- Вы очень красивая, - проговорил он, преодолев смущение. - Я хотел с вами познакомиться и не знал как, ходил за вами по пятам как дурак, а подойти не решался.
Теперь мне стало не только интересно, но и смешно.
- Сегодня, значит, решился, - насмешливо констатировала я. - А про ссору с родителями выдумал, да?
- Нет, я правда с ними поссорился, честное слово.
Может, поэтому и решился с вами заговорить. Обнаглел от стресса.
Это бывает.
- Вам сколько лет, Костя?
- Восемнадцать.
- А мне тридцать семь. Зачем вам со мной знакомиться? Что у нас может быть общего?
- Но мы же все равно уже познакомились.
Резонно. И чего я, собственно говоря, колючки выставила? Мне уже давным-давно никто не говорил, что я красивая. А слышать приятно. Хотя нет, вру, говорил. Никотин. И не далее как вчера. Он сказал, что у меня приятный голос, красивое лицо и отличная фигура. Но Никотин не в счет, в его возрасте все женщины моложе сорока кажутся красавицами. А вот комплимент восемнадцатилетнего мальчишки дорогого стоит, ведь женщины моего возраста для его поколения - ветошь, негодная к употреблению. Только что мне делать с этим комплиментом? Куда его девать?
- Хорошо, - согласно кивнула я, - мы познакомились. И что мы будем делать дальше?
- Встречаться, - легко улыбнулся Костя. По крайней мере, мне в темноте показалось, что он улыбнулся. - Мы будем с вами по вечерам вместе гулять с собакой и разговаривать. Вы будете рассказывать мне о себе, я вам - о себе. И еще я буду дарить вам цветы и не буду обижаться, если вы, возвращаясь домой, станете засовывать их в урну или в мусоропровод. Я ведь понимаю, вы замужем, и эти цветы, принесенные с прогулки, вы мужу никак не объясните.
- Зачем же тогда дарить цветы, если вы заранее будете знать, какая печальная участь их постигнет? Неужели не жалко?
- А чего их жалеть? Их все равно уже срезали, и жить им осталось всего два-три дня. Срезанные цветы для того и предназначены, чтобы служить знаком внимания и любви.
Опять же резонно. Мальчишка неглуп, это точно. Но насчет цветов, которые он собирается дарить мне в знак любви, - это он погорячился.
- А без цветов никак не обойдемся?
- Если вам неприятно - я не буду их дарить, - очень серьезно ответил он.
Мы дошли до спортплощадки, я отпустила Аргона и в нерешительности остановилась. Делать разминку при постороннем мужчине, хоть и совсем молоденьком, как-то не хотелось. С другой стороны, если он наблюдал за мной и ходил по пятам, то наверняка сто раз видел, как я это проделываю, так что особо стесняться-то нечего.
- Костя, если вы за мной наблюдали, то, вероятно, знаете, зачем я прихожу сюда, - сказала я.
Он молча кивнул.
- Тогда не мешайте мне, пожалуйста. Идите погуляйте минут двадцать, не отсвечивайте здесь.
Он послушно отошел. Я дождалась, пока его фигура скроется из виду, сделала для проформы несколько наклонов, прыжков и приседаний, два раза подтянулась на турнике и поняла, что сегодня заниматься своей физической формой мне совсем не хочется. И не то чтобы я устала… А может, устала… Не знаю. Ну ее, эту гимнастику, нет у меня больше сил ни на нее, ни на Наталью с ее шантажистом, ни на Гомера с его пьянками, ни на Алену с ее беспредельным идиотским выпендрежем, ни на собственную жизнь, безмужнюю, бездомную, растоптанную и униженную.