— Я помогу! — охрипшим от желания голосом сказал Берестов, заметив, что я застряла рукой в рукаве пальто.
И спешно принялся стаскивать с меня и пальто, и остальную одежду, а я пыталась проделывать то же самое с ним, забыв о своем мимолетном страхе. Это оказался самый сложный момент в нашем стремлении соединиться — мы путались в вещах, мешали друг другу, при этом принимались целоваться, забыв разоблачаться, снова судорожно начинали стаскивать одежду друг с друга — и наконец! — слава тебе, боже, упали на кровать, скидывая последние остатки шмотья с себя.
Я его так торопила, что отказалась от малейшего промедления на предварительные ласки, хотя он и пытался, но я потащила его на себя, и, сдавшись без сопротивления, Берестов вошел в меня одним мощным движением и замер, а я выгнулась дугой ему навстречу, и непонятный, не то всхлип, не то крик радости вылетел из моей груди.
— О боже! — простонал Берестов и уперся лбом и мой лоб. — Я сделал тебе больно?
— Нет, нет! — подгоняла я его. — Не останавливайся, только не останавливайся!
— Ни за что! — со всей серьезностью пообещал он.
И мы понеслись вперед, поддерживая друг друга, подстегивая, что-то шепча, спрашивая-отвечая, двигаясь телами в унисон и совпадая, совпадая! Совпадая во всем!
И я испытала свой первый за все эти семнадцать лет ошеломляющий оргазм!
Во сто крат сильнее и во столько же раз прекрасней, чем сохранилось у меня в потускневших воспоминаниях! Посредством Сергея Константиновича Берестова только что выяснилось, что я могу хотеть мужчину, могу хотеть близости с ним и могу испытывать радость от секса и переживать оргазм и что я все еще женщина! А мне казалось, что ничего этого во мне уже нет.
— Охренеть! — просипел он где-то у меня над головой в районе подушки, в которую упирался лбом, и повторил: — Охренеть!
Он медленно скатился с меня, перевернулся на спину и, притянув меня к себе одной рукой, другую закинул за голову.
— Я даже вспомнить не могу, когда у меня было нечто подобное! — и усмехнулся. — Да, госпожа адвокат, вы полны сюрпризов! Это прямо как из ролевых игр: блестящая, чопорная, изысканная, холодная и недоступная адвокатша в костюме-мундире и такая горячая сексуальная женщина, спрятанная за этим фасадом.
А я тут же окаменела от этих его слов.
Наверняка любая другая женщина только легко бы посмеялась в ответ и что-то промурлыкала из разряда: «Ах, ты разгадал мой маленький секрет» или «У меня такая работа, необходимо соблюдать дресс-код».
Но в том-то и дело, что я не нормальная женщина!
Я прожила одиннадцать лет в браке с человеком старше меня на двадцать семь лет, который, занимаясь сексом, был озабочен только своими ощущениями и чувствами, а я просто выполняла свой долг, ничего не испытывая при этом, кроме, порой, неприятных ощущений. Да, я понимала, что это не совсем нормально, но это были единственные семейные отношения, которые я знала и к которым приспособилась.
Наверное, давно надо было обратиться к психологу и вывести из себя все накопившиеся комплексы и связанные с ними проблемы, но меня нисколько не пугала, не влияя на качество жизни, эта моя холодность к мужчинам и нежелание вступать с ними в интимные отношения, а даже, наоборот, и чем-то помогало — при моей-то работе.
Но сейчас произнесенные Берестовым слова настолько меня задели, словно кто-то провел наждаком по оголенным нервам.
Он сразу же почувствовал мое напряжение и, перевернувшись на бок, заглянув мне в лицо, спросил:
— Ты чего?
— Все в порядке, — уверила я и принялась выбираться и из его объятий, и из кровати.
— Эй, ты куда? — остановил он меня, ухватив руками за талию. — Я не хотел тебя обидеть, наоборот. Это был комплимент, если ты не поняла.
— Берестов, — спокойно объяснила я, — ты хотел меня обидеть и задеть, тебе вновь привиделось, что я тебя переиграла и обманула в чем-то.
— Вот, черт! — ругнулся он и повалил меня на кровать. — Говорил мне дедушка, не связывайся с умными женщинами, головной боли не оберешься.
— С глупыми девушками, Сергей Константинович, у вас тоже как-то не очень хорошо получается, — напомнила я о его разводе, отчего-то развеселившись.
— Да уж! — скорбно согласился он и перешел на интимные интонации: — Зато у нас с тобой великолепно получается в постели, надо бы повторить и закрепить это великолепие.
И он поцеловал меня очень медленно и до ужаса эротично. Думаю, объяснять уже лишне, что я тут же обо всем забыла и ответила на этот поцелуй, и нас обоих вновь захватили ощущения, и мы занялись куда как более продуктивным делом, чем разговоры.
На сей раз я не останавливала медленной, пьянящей прелюдии, сводящей меня с ума, и отвечала ему тем же, и мы так завели друг друга, что только не рычали, когда соединились и понеслись к нашей следующей фантастической вершине. И на сей раз уже орали оба: я — в полный голос, а он рыча утробно, запрокинув голову, так, что его кадык ходил по шее быстрыми, резкими движениями…
Я словно провалилась куда-то и никак не могла отдышаться, и двигаться не могла, и только чувствовала, что вместе с успокаивающимся дыханием погружаюсь в сладкий для меня, в полном смысле слова, сон.
— Не засыпай, — затормошил меня Берестов и спросил: — Есть хочешь?
— Хочу, — сонно отозвалась я.
— Пошли, пороемся в закромах, понятия не имею, что у меня здесь есть.
— А может, ну их, закрома, — нехотя сбрасывая с себя сонливость, двинула я встречное предложение. — Давай закажем еду в ближайшем ресторане.
— Дельное предложение, — похвалил он, поднимаясь и поднимая меня, — но я бы и закрома проверил, пока нам что-то доставят.
Ужин мы заказали, найдя в Интернете самый достойный, на наш взгляд, ресторан из находящихся поблизости. И «закрома» проверили, обнаружив богатства всякие в виде бутылки настоящего шампанского, фуа-гра, немецких галет, коробки конфет, вяленых помидоров, а от остального добра я отказалась.
Он облачился в домашние джинсы и легкую рубашку, а мне предложил подаренную кем-то из знакомых футболку с номером известного футболиста, гигантских размеров, которая мне сошла за платье с рукавами и подолом ниже колен. Рукава пришлось закатывать, они мешались и соскакивали с локтей.
Мы обсуждали что-то совершенно отстраненное типа погоды и московских пробок и в четыре руки делали маленькие канапе из того, что нашли. И вдруг, как вспышка, возникло у меня перед глазами яркое воспоминание! Он сидит в кухне за столом, режет капусту для пирога, который я затеяла, и рассказывает что-то смешное, жестикулируя рукой, державшей нож, а я раскатываю тесто, и умираю со смеху от его потешного рассказа, и все вытираю тыльной стороной кисти выступившие слезы, и снова прыскаю от смеха, и мы оба в муке, разлетавшейся по кухне, и я чувствую себя совершенно счастливой. До неба!