— Все гораздо круче: у нас моя мама и ее подруга, наша бывшая домработница, а это тяжелая артиллерия — все рестораны отдыхают, — с усмешкой предупредила я и пояснила: — Печень тебе сейчас полезнее, но и семга тоже хорошо.
— Тогда печень, — решил он и попросил: — Только сначала пить.
Пить у господина Берестова теперь был полный «бар»: три свежевыжатых сока — гранатовый, лимонный и яблочный, две бутылки французской минеральной воды и двухлитровый термос с горячим еще морсом. Он выбрал воду.
Мы стали есть, я составила ему компанию и рассказывала про аварию, про виновника ДТП и попытки его родителей отмазать сыночка, про состояние Темки и его родителей — словом, обо всем, чем могла заполнить это время, избегая более трудных тем. И, постаравшись не задерживаться, сразу же после еды собрала освободившуюся посуду и сообщила:
— Тебе надо пить как можно больше и спать. Отдыхай.
А у меня имелись очень важные дела.
Я нашла врачей, которые оперировали Алексея и Темку с Наташей, подробно расспросила их о состоянии пациентов и стала выяснять, что еще можно предпринять, чем помочь.
— Может, препараты какие? — настаивала я, когда, тяжело повздыхав, они признались, что практически ничего сделать нельзя. — Из Европы, из Израиля, я имею возможность доставить их оперативно, мне перешлют, только скажите что?
— Ну, если вы действительно имеете такие возможности, то, может… — переглянулись между собой врачи и принялись тут же совещаться, забыв обо мне, увлеклись, спорили, сыпали терминами, предлагая какие-то новые схемы лечения и, договорившись, уже с гораздо большим оптимизмом снова обратились ко мне:
— Только, Мирослава Витальевна, раз уж вы решились за это взяться, то это надо делать максимально быстро.
И перечислили, и написали список медикаментов, которые не продаются у нас в России, но уже зарекомендовали себя самым лучшим образом в других странах.
И с этого разговора, после совещания с врачами, начались мои безумные сутки.
До поздней ночи, сидя в углу больничного холла за выделенным мне небольшим столиком, разложив перед собой бумаги и органайзер, я обзванивала нужных людей, договаривалась, принимала решения, стыковала контакты, брала официальные документы на ввоз препаратов в страну у главврача…
В перерывах между переговорами несколько раз заходила к Максу и дежурившей возле него бабушке и проведывала всех Калининых.
Ночью помчалась в аэропорт встречать родителей и сестру Алексея, по дороге разъяснив им, какова ситуация на данный момент, и отговорив сразу мчаться в больницу, отвезла их в квартиру Калининых, заскочила к себе домой и поспала часа два.
Ранним утром встретила на железнодорожном вокзале мать Наташи, отвезла ее туда же, к Калининым домой, и помчалась в аэропорт встречать самолет из Израиля, с которым мне передали некоторые препараты из списка. Таможня, документы — назад в больницу. Отдала лекарства врачам, посидела полчаса с Максимкой, рядом с ним, на «посту», уже находилась Шура Петровна, сменившая маму утром. Рассказала сыну про Тему и его родителей, не все, разумеется, чтобы не волновать его излишними подробностями, подбодрила, пообещав, что с ними все будет в порядке.
А вот Берестова я уже не застала, его успел увезти Виктор, но он позвонил мне сам, когда я опять ехала в аэропорт. Я удивилась редкой мелодии, раздавшейся с моего смартфона, обозначавшей, что меня добивается неизвестный абонент. Нет, понятно, что это не такая уж редкость: не все звонившие мне люди обозначены под своими мелодиями, но сегодня?..
— Привет, — услышала я голос Берестова, когда ответила.
И удивилась, и только сейчас сообразила, что мы с ним не обменялись номерами телефонов, другим были заняты, видимо, слишком активно, вот и забыли. А где он мой-то номер взял?
Но не суть важно, у Невельской, скорее всего, спросил или у Игоря.
— Привет, — отозвалась я.
— Слышал, ты начала кампанию по спасению своих друзей, — скорее утвердил, чем спросил он.
— У Лешки почти нет шансов, врачи и так считают чудом, что он до сих пор жив, а Наташа с Темкой очень тяжелые, надо что-то делать, — объяснила я.
— Надо, — согласился он. — Помощь нужна? У меня есть хорошие знакомые в этой области в Германии, в Америке, если надо, то и на другие страны выход найдем.
— Спасибо, — от души поблагодарила я. — Пока справляюсь, если врачи что-то еще придумают, я обязательно к тебе обращусь, не постесняюсь. Им сейчас всевозможные препараты и средства потребуются, но больше всего, конечно, чудо. — Поинтересовалась: — Ты-то сам как?
— Да нормально, — отмахнулся он. — Что мне сделается. Лежу, ленюсь.
— Лежи, тебе восстанавливаться надо! — поддержала я правильное времяпрепровождение и быстро попрощалась. — Ну все, пока, мне тут звонок по второй линии из авиакомпании.
Со второй посылкой с медикаментами целая история получилась: мне ее отдавать таможенники не хотели, утверждая, что это контрабанда, и даже протоколец собрались оформлять и изъятие.
Ох, это они погорячились!
Мне как раз вот уже сутки как требовалось на кого-то пары выпустить, ой, как надо было, да так, чтобы пробрало!
Ну что ж, господа таможенники? Побуцкаемся? Как насчет дебатов с одним из ведущих адвокатов по международному праву этой страны? Вы, кажется, из меня взятку вымогаете? И по-ле-те-ли таможенные клочки по закоулочкам их родного аэропорта. Оторвалась я от души!
И еще полчаса, когда возвращалась назад в больницу, чувствовала, как полегчало немного, и прямо какой-то прилив новых сил появился.
Это были последние относительно спокойные полчаса этих нескончаемых сумасшедших суток, посвященных борьбе за жизнь моих друзей.
Мои самые именитые и самые тяжелые клиенты, которых не могли «отшить» от меня ни Игорь, ни тем более Олег, как сговорились звонить один за другим и капризничать, и требовать немедленного личного общения с ними и решения всех их очередных проблем. Мне приходилось выслушивать, уговаривать, откровенно врать, что прямо сейчас не могу, нахожусь во Франции, Германии, Швейцарии, хрен знает где — на Северном полюсе, и прикрываться именами еще более значимых по сравнению с ними людей, намекая, что общаюсь в данный момент с этими важными персонами.
А когда я вернулась в больницу, оказалось, что Наташе стало хуже, и ее увезли на операцию, и было бы неплохо, если бы ее посмотрел известный профессор нейрохирургии. И я звонила этому профессору и уговаривала его, и мчалась через всю Москву, чтобы привезти его с дачи, где он отдыхал с семьей.
А через час у Алексея остановилось сердце, и его срочно реанимировали, и тоже повезли в операционную, и мы с мамой и Маргаритой Валентиновной, сменившими Шуру Петровну, разрывались, метясь между палатой Максимки и дверьми двух операционных, ожидая результатов.